JavaScript отключён. Чтобы полноценно использовать наш сайт, включите JavaScript в своём браузере.

Ответить в теме

Сообщение: <blockquote data-quote="Маруся" data-source="post: 386621" data-attributes="member: 1">Да и что расскажешь по междугородному телефону! Тем более маме. Она ведь почти не в курсе. Если бы Дмитрий Кириллович взял трубку, она бы, пожалуй, сказала, что вчера закончили ремонт квартиры, что Костина мама все еще в больнице, но ей лучше, и непременно добавила бы: «Приезжайте! Мне надо с вами посоветоваться».Действительно, возникла необходимость посоветоваться.Кажется, это они вместе с Костей придумали: не развесить ли на стенках, оклеенных такими нарядными обоями, несколько пейзажей Петра Семеновича? Сначала это показалось очень заманчивым. Костя даже прикладывал к стене пейзаж с заходящим солнцем, Таня на отдалении смотрела, находила, что красиво. А если еще в рамочку картину вставить, совсем должно быть хорошо. А потом закралось сомнение: но будет ли это на пользу главному — «созданию нового психологического климата»? Не напомнят ли пейзажи прошлого, не станет ли горько от сознания того, что надежды так и не осуществились? Не потому ли с такой злостью Петр Семенович разорвал в клочки гагринскую фотографию? Надо же смотреть реально: та жизнь — лишь в воспоминаниях. Какой смысл бередить раны?Один, сам себе, Костя не смог бы задать таких сложных вопросов, а вдвоем с Таней они залезли в такие дебри предположений и догадок, что под конец совсем запутались, и Таня сказала:— Приедет Дмитрий Кириллович, надо обязательно поговорить с ним. Он-то посоветует правильно.«Прелестной вещицей» оказался модный костюм для Тани, отделанный полосками кожи, действительно милый и сидевший на ней, как сказала Ольга Борисовна, сильно и звонко выделив первое слово: «Очень!! элегантно!»Таня, туда и сюда поворачиваясь перед зеркалом, уже несколько раз подтвердила: да, костюм ей нравится, она рада и большое спасибо маме, а той словно было этого мало:— Ты обрати внимание, какая строчка! И какие оригинальные пуговицы!..А Таня, уже готовая застонать от досады и сказать, что ей надоело и что она хочет снять костюм, вдруг посмотрела на мать другими глазами, поразилась неожиданному открытию: ведь чем-то мама смешна, назойлива, театральна и даже неприятна, но как в то же время красива и сколько в ней изящества! «Бедные мои папы, — подумала Таня, — умные, сильные, вы так любили и любите ее. А может быть, наоборот, счастливые?.. Что бы ответил Дмитрий Кириллович?..»Но и без такого очень, наверное, нелегкого вопроса Таня задала ему, кажется, довольно трудную задачку — рассказала о ее и Костиных сомнениях относительно акварельных пейзажей Петра Семеновича.— Вот, Дмитрий Кириллович, — смущенно улыбнулась Таня, — тогда вы говорили о психологическом климате и как его лучше создать… теперь помогите.— Вы, пожалуй, слишком многого от меня ждете — полной определенности, — не сразу ответил Дмитрий Кириллович. — Черное и белое показать. Не всегда, Таня, это легко. Я хотя бы подумать должен… А лучше — взглянуть на эти работы. Какова их художественная ценность? Кстати, любопытно взглянуть и на ваше коллективное творчество.— Как ремонт сделали? — догадалась Таня. — Конечно, приходите. Можем вместе завтра зайти. Время у вас найдется?— Для этого найдется, — дружелюбно кивнул отчим.Потом уже, в Костиной квартире, Таня заподозрила отчима в том, что на ее сомнения он мог бы ответить и вчера вечером. Просто не захотелось ли ему посмотреть, что же они тут за ремонт сделали? Может, думал, все косо-криво?Дмитрий Кириллович в самом деле с большим интересом осмотрел квартиру, потрогал пальцем краску на двери, удивился ровным, как по шнурочку, приклеенным обоям и в недоумении произнес:— Неужели вы сами?— И Сергей Егорович! — без промедления уточнил Костя, который сразу же проникся симпатией к скульптору.— Просто невероятно! — все еще озираясь по сторонам, сказал Дмитрий Кириллович. — И все это сделано, — с иронией добавил он, — пока я, бородатый бездельник, мотался по дорогам Прибалтики, осматривал соборы и ходил по магазинам…— О музее чертей забыли, — улыбнулась Таня.— Да и чертей сюда же включая… это ж ничто по сравнению со всем этим!..Познакомился Дмитрий Кириллович и с пейзажами, разложенными на столе, посмотрел фотографии. Творческие работы Петра Семеновича таких восторгов, как обновленная квартира, у него не вызвали, однако сказал, что есть свой подход к теме, даже свой почерк.— А это, — подчеркнул скульптор, — не так уж мало. Профессионализма, конечно, не хватает… Но в общем все это недурно.А в следующую минуту Таня и заподозрила отчима в том, что все он знал и определил еще вчера.Без всяких раздумий и сомнений Дмитрий Кириллович сказал:— Мне задавали вопрос, можно ли повесить в комнатах эти картины. И сомневаться нечего. Просто необходимо. Они создадут прекрасный интерьер. Это как раз то, что будет активно и полезно работать в психологическом плане… Я понятно говорю? — Но, видимо, не совсем уверенный, что его понимают, засмеялся: — Вам ведь доказательства нужны… Хорошо. Петр Семенович когда-то рисовал эти пейзажи. Пусть давно, но рисовал. Где-то в нем это осталось. Не может не остаться. Если человек еще в детстве умел плавать, то бросьте его через двадцать лет в реку — не утонет, поплывет. Так и Петр Семенович. Даже посоветовал бы приобрести краски, кисти. Или эти же фотографии. Вполне возможно, что ему снова захочется взять в руки аппарат. А это как раз и есть те новые интересы, новые ценности, которые ему теперь так понадобятся. А не какая-то бутылка. Раньше — бутылка, теперь — картины, да еще написанные собственной рукой. Нет, ни минуты не сомневайтесь — место им не в ящике, а здесь, в комнатах, на стенках!Дмитрий Кириллович, похоже, устыдился своей длинной и такой горячей речи, взял со стола фотографию с видом высоких гор и темневшего ущелья, с минуту смотрел на нее.— Впечатляет… Советовал бы и несколько фотографий как-то разместить на стене. Но немного, с толком подобрать… Вот эту… эту можно… — Отложив пяток снимков, он сказал: — Фотографии лучше на картон наклеить, а пейзажи — в рамки. Самые простые, никакого украшательства… Это для вашей бригады, — по-приятельски кивнул он Косте, — не проблема. Если уж такую махину, ремонт, осилили, то десяток рамок, картон, как развесить по стенкам — это проблема… вот такого… — Дмитрий Кириллович взял руку Тани и показал ее мизинец, — вот такого размера — с ноготок.Отчим спросил Таню, не идет ли она, затем потрепал Костю по плечу и, сказав: «Плечо надежное!», вышел.Костя посмотрел на закрывшуюся дверь и поднял большой палец:— Во какой он у тебя!— Ну, все ясно? — вернувшись в комнату, сказала Таня. — Новая программа получена. Рамки беру на себя.— Прямо на себя? — подколол Костя.— На дедушку, естественно. Отберем сейчас, и отнесу. Там и верстак у него, и рубанок, стамески. Видел же его мастерскую. А ты картон обеспечишь?— Проблема с ноготок! — сказал Костя.Петя купил фотоаппарат. Выбрал «Зенит» последнего выпуска.Хорошая вещь! Черный, красивый. Блестел кнопками, рычажками; красные стрелки на рубчатом колесике. С отцовым не сравнить.Целый час Петя со вниманием читал книжечку-инструкцию и не переставал радоваться покупке: такой камерой даже профессионалы работают! Теперь и он поснимает! Пойти в тот же спортзал на тренировку — свету там много, встать справа от щита, отличные моменты можно схватить. Игоря попросить — пусть и его, Петю, снимет, как мяч в высоком прыжке закладывает в корзину.«Молодец, что купил! — похвалил себя Курочкин. — Память будет: приобрел на свои первые заработанные деньги. Косте спасибо — надоумил…»Отец, глядя на сына и его новый аппарат, заметил:— Инструкция — вещь необходимая, а вот как снимать, лишь практика научит. Она, живая практика, всему прокладывает точный маршрут.— Теоретик ты сильный, — снисходительно улыбнулся Петя. — Только неясно, почему аппарат у тебя не работает, и снимков хороших я что-то не видел.— Тот же тезис: недостаток практики.— Лучше скажи: недостаток интереса. Вот у Гудина из нашего класса видел снимки — действительно, вещь! Отец его снимал.— Ну, я выше любительской фотографии не поднялся, честно признаюсь, — сказал инженер с двумя дипломами. — Каждому свое. Посмотрим, что у тебя получится. Пробуй: увеличитель на ходу, ванночки, бачок… все есть.— Попробую, — пообещал Курочкин-младший. И, снова полистав инструкцию, напечатанную на глянцевой бумаге, порадовался аппарату. «Надо будет Косте показать. Может, вместе пойдем пощелкаем?..»И только Петя Курочкин подумал о хорошем парне Гудине, которого за эти несколько дней работы в его квартире узнал больше, чем за столько лет учебы в одном классе, как тот, словно услышав, что его вспомнил хороший парень Курочкин, и сам напомнил о себе — позвонил по телефону:— Можно к тебе прийти? — спросил Костя.— Какой разговор! Дуй! Классную вещь покажу!— Петь… — вроде бы замялся Костя, — ты говорил, что у тебя отец фотографировал? У вас увеличитель есть?— Все найдется. Приходи… Ты аппарат, что ли, купил?— Нет… Я тогда минут через сорок…Пришел Костя с большим пакетом, сказал, смущенно улыбаясь:— В универмаге купил. Фотобумага, тридцать на сорок.— «Новобром», — уважительно прочитал Петя. — Двадцать листов. На целую выставку хватит…— Пленку нашел старую, — объяснил Костя. — Одну фотографию нельзя у вас напечатать?— Отец, — спросил Петя, — как наши производственные мощности?— Я и проявитель купил. И чем закреплять. — Костя поспешно достал из кармана сверточек.Инженер с видом специалиста — как-никак снимал, знает, что к чему! — внимательно рассмотрел пленку с интересующим Костю кадром:— Помогать будете?— Отец! — Петя мотнул чубом. — Командуй! Солдаты в строю!И Костя с удовольствием пошел «в солдаты».Провозились до позднего вечера. Костя не раз вспоминал: Юлька-то одна. Третий день как вернулась с жительства у «бабы Тани».А долго потому, что инженер давно не занимался фотографией. Это когда все приготовлено, отлажено — тогда быстро. А сейчас и бутылки для растворов надо было помыть, лампа в красном фонаре куда-то исчезла. А главное, ванночек такого большого размера не оказалось. Исхитрились — приспособили эмалированную аптечку из-под лекарств и горчичников. Но и та была узковата — фотобумагу инженер перекатывал в растворе руками. Три листа совсем испортили. Один раз недодержка получилась, второй, наоборот, передержка под лампой увеличителя. На третьем от теплых пальцев проступили темные пятна на снимке. Лишь четвертая попытка оказалась вполне успешной.На фотографии, перед громоздившимися вдали горами, стояли мать и отец Кости. Стояли обнявшись, молодые и счастливые.Этим снимком Курочкин-старший с лихвой восстановил свой сильно пошатнувшийся было авторитет в глазах сына.— Кое-что еще умеем! — рассматривая мокнувшую на дне ванны фотографию, сказал он.— А как ее высушить? — спросил Костя, еще более обрадованный удачным снимком.— Стряхнуть воду и положить горами кверху на газету… Что, так мокрый и понесешь?— Сестренка дома одна, — сказал Костя. — Надо идти. — А то, что снимок до завтра он никак не может здесь оставить, объяснять не стал. Сами должны понимать.Дома Костя тихонько заглянул в дальнюю комнату и порадовался: молодец Юлька, видит, что брата долго нет, покрывало сняла да в кровать! Большая уже, через месяц в школу.Свернутый в трубку снимок Костя снова намочил, получше стряхнул капли воды и расстелил на газете. Не меньше минуты рассматривал фотографию. Не хуже той получилась, что отец разорвал.Даже пожалел, что Юлька спит, — посмотрела бы. А может, и лучше, что спит. Надо встать пораньше, наклеить на картон, и — сюда. Костя посмотрел на стену, где второй день уже висели отцовские пейзажи в аккуратных светлых рамках. И здесь Сергей Егорович постарался на совесть — картины в рамках смотрятся куда лучше. Точно, вот там, между картиной с заходящим солнцем и другой, где река с камышами, там как раз и место снимку. Вот удивится Юлька! Встанет утром, войдет в комнату и, конечно, глазастая такая, увидит эту фотографию. «Что за чудо, подумает, отец же разорвал ее…»Костя чуть было вслух не рассмеялся, представив эту сцену.Сигнальную стрелку на будильнике он поставил на шесть часов. Нормально, все успеет: и картон обрезать, и наклеить…Только нет, не увидел Костя, как в девятом часу открылась дверь, вышла Юлька, в рубашке, заспанная, одна косица расплелась, но ведь верно: тотчас углядела на стене новую фотографию. И, конечно, удивилась и глаза вытаращила.А Костя этого не видел. Спал. Утром-то поднялся рано, поработал хорошенько, повесил снимок на то самое место, которое с вечера еще облюбовал. А потом снова — в который раз за эти дни! — долго оглядывал комнату, будто все еще не веря, что это сделано их руками, все уже сделано, последняя фотография повешена. Не комната, а прямо музей, картинная галерея, дворец! Насмотревшись, прилег на минутку на свой диван и не заметил, как уснул. Да так крепко, что ничего не слышал.Когда проснулся, сестренка уже посудой на кухне позвякивает. Не иначе как завтрак сооружает. Она может! После трехнедельного житья у «бабы Тани» научилась картошку чистить, яйца всмятку варить.Так и есть: на огне кастрюлька стоит, три яйца носики из воды высунули. Одно себе, а ему, значит, два! Ну с такой хозяйкой с голоду не помрешь!— Умывайся, — распорядилась Юлька. — Есть будем. Как вода закипит — так готовы.А за столом поучала:— Яйцо не в руке держи, а в рюмочку. Как у меня… Костя, а как ты карточку склеил, что ничего не видно? Она ведь разорванная была.— Уметь надо! — вычищая ложкой на донышке скорлупы, подмигнул брат. — Ты вот научилась вкусные яйца варить, а я научился клеить!— Да ну, обманываешь! Пойду еще посмотрю…Но уличать брата в обмане Юлька не стала. Смотрела на снимок, и лицо у нее было грустное.— Костя, а когда мама уже вернется? Мы сегодня пойдем к ней в больницу?— В три часа. Таня тоже собиралась…— Я и маме яички сварю…Рано утром Костя любовался комнатой, думал, что все сделано, а про главное-то забыл — телевизор. Пересчитал деньги — на трубку хватит. Да, надо рискнуть. Вдруг все-таки оживет инвалид? Сейчас не купить — расползутся деньги, и не заметишь. Костя уже из своей небольшой практики «хозяина дома» понял это.— Костя, ты куда? — насидевшись вечером в одиночестве, тревожно спросила Юлька. — Уже к маме?— Узнавать по часам время умеешь? — Завязывая шнурок ботинка, брат посмотрел на будильник.— Время… Сейчас…— Эх, видно, рано тебе в школу.— Не рано… Вот. Десять часов. И немножко не хватает.— Немножко! За семь минут я возле универмага буду!— А зачем в универмаг? Тетрадки мне покупать?— Угадала. Народу знаешь сколько перед первым сентября, к прилавку не пробиться. Сейчас куплю. Тетради, краски и голову инвалиду.Юлька глаза вытаращила, но растолковывать, что это за «инвалидова голова», Косте было некогда. Пусть свою поломает.Так и не догадалась смекалистая сестренка про «голову». Лишь через час, когда брат вернулся, внес в комнату большую картонную коробку и бережно извлек из нее кинескоп с зеленоватым, выпуклым экраном, лишь тогда без пяти минут первоклассница уразумела, кому нужна эта «голова». Затанцевала от радости:— Сейчас смотреть будем?— Сейчас! Быстрая какая! Может, еще ничего…И Костя запнулся. Теперь, когда новенький кинескоп уже дома, когда чуть ли не все деньги за него выложил, теперь Косте и самому хотелось, просто ужасно хотелось, чтобы их «инвалид», почти год простоявший темный и безгласный, наконец ожил бы, засветился.«Валера-то ни разу так и не зашел, — немножко с обидой подумал он. — Может, уезжал куда? В вдруг и сейчас нет? Вот это номер будет!.. Эх, сначала узнать бы, а я скорей — в универмаг…»Костя почесал в затылке. Но что теперь рассуждать — дело сделано, никто денег не вернет. К Валере надо сходить. Кто-то дома должен быть.Видно, в рубашке родился Костя. Сам Валера, живой и невредимый, лишь посмуглевший изрядно, открыл ему дверь.— Здорово, ферзь! — искренне обрадовался он и потащил гостя в комнату. — Чего такой бледный? Видишь? — Валера показал свои руки с тугими бицепсами. — Бронза! Только вчера приехал. Две недели вдыхали с отцом благотворный озон на заводской базе отдыха. Красотища! Из воды не вылезал. Рыбы за своего признали. Между прочим, с одной плотвичкой познакомился… Ну, а ты как тут?— Тоже на базе отдыха был! — довольный, что видит Валеру, пошутил Костя.— Где же, интересно?— Да рядом тут… на четвертом этаже. Такой озон, что весь масляной краской пропах.— А-а, я забыл… Что, помощь нужна?— Все. Закончили.— Нанимали кого?— Целая бригада работала… Не хочешь посмотреть?Валера поднял руку с часами:— А чего ж, сходим!— Знаешь, — неловко сказал Костя, — трубку к телевизору я сегодня купил.— Правильно. Давно бы надо… Стены красили?— Обои… — Костя подождал немного, не вспомнит ли Валера свое обещание «оживить покойника», и виновато сказал: — Инструмент на всякий случай никакой не возьмешь?Валера вновь взглянул на часы.— Одно мероприятие, понимаешь, намечено… Ладно, пока время есть. — Он раскрыл портфель и положил, что нужно для ремонта.Переступив порог квартиры, Валера изумленно поцокал языком, даже босоножки снял.Косте было особенно приятно, что и самому Валере, такому доке в ремонтных делах, понравилась обновленная квартира.Однако пейзажи, развешенные на стенах, все же привлекли наибольшее внимание Валеры.— Неужели отец рисовал?.. Смотри-ка!— Когда-то рисовал, — вздохнул Костя.— А повесил, значит, для того, чтобы ему приятно было. Что ж, логично, — заключил Валера. — Посмотрит, посмотрит, да вдруг опять на художество потянет.— Я и краски хочу купить, — сказал Костя, радуясь, что Валера сразу все понял. — Чего-то надо делать. А то пришли к нему с матерью, а там женщина одна, симпатичная, молодая, а волосы седые. Второй раз муж ее лечится. Не верю, говорит, боюсь: выйдет, снова месяц-два продержится и — опять по новой.— Ясно, кивнул Валера. — Штука эта заразная. Клещ вот так же в человека впивается. — Слова эти прозвучали у Валеры невесело, и он, оживившись, сказал: — Но ты тут развернулся здорово. Сюда бы дядю Гришу на перевоспитание!— Нет, — сердито подала голос Юлька. — Пусть он не приходит. Я не хочу.— Правильно, не пускай, — одобрил Валера. — Ему что? Только бутылка, все остальное — до лампочки… Так… — посмотрев наконец на кинескоп, проговорил Валера и внимательно оглядел его со всех сторон. — Экран чистый, без дефектов, «знак качества» стоит. Хорошо… Давай, хозяин, поближе к окну его, инвалида. Поглядим… Газету на пол постели, жалко, если такую зеленую лужайку испачкаем.Наблюдая, как уверенно снял Валера заднюю крышку телевизора, освободил на горловине трубки магниты, а потом, повозившись недолго, осторожно извлек и саму трубку, Костя подумал, что сегодня, пожалуй, и передачу какую-нибудь посмотрит. Он даже спустился вниз к почтовому ящику за газетой — узнать, что там по программе. О-о, совсем хорошо: в 17–50 — «Клуб путешественников».Однако прошел час, полтора, и надежда увидеть на экране ведущего клуба Юрия Александровича Сенкевича начала испаряться. Что-то не получалось у Валеры. Новая трубка уже зеленоглазо и таинственно смотрела из овального прямоугольника телевизионного ящика, но загораться желанным голубоватым светом почему-то не заспешила.— Может, лампа какая испорчена? — строил примитивные догадки Костя. — Здорово он шмякнулся…— Лампы проверял, — морщился Валера. — Шестой блок, по-моему. Анодный выпрямитель если?.. — И снова погружался в изучение разостланной на полу принципиальной схемы. Потом тыкал проводками в паяные соединения, следил за стрелкой прибора…— Перекусить не хочешь? — робко спросил Костя и протянул кусок хлеба с подогретым Юлькой бифштексом, купленным в кулинарии.— Обожди, не мешай… — отмахнулся Валера и тут же машинально взял хлеб…В половине третьего пришла Таня. Она села с Костей в сторонке, поговорили вполголоса, чтобы не мешать мастеру. Костя рассказал о вчерашнем походе к Пете Курочкину, как печатали фотографии.— Непростое, оказывается, дело, — заметил он. — Отец его инженер на «Электронике», два диплома и то часа три провозились с одной фотографией.— Думаешь, он починит? — поглядев на часы, спросила Таня.Хоть Валера будто и не отвлекался от работы, а Таню услышал, покосил веселым глазом:— Девушка, сомнение равнозначно поражению. Это не мой стиль. В шахматы не играете?.. Жаль. Мог бы написать позицию. Недавно почти безнадежную партию вытянул. Между прочим, у противника второй разряд.На кухне Таня положила в сумку Юлькой сваренные яйца и сказала Косте:— Тогда, наверно, оставайся, а мы с Юлей пойдем… Я думаю, — она с уважением кивнула на дверь в комнату, — этот Валера действительно починит.Но Валера в пятом часу сдался.— Упрямый покойник, — тяжело вздохнул он. — Я бы, конечно, оживил его, только… — Он выразительно показал на часы. — Мероприятие, понимаешь, запланировано… А Таня эта — хорошая девчонка. Дружите?— С полгода уже.— Для нее лыжную мазь тогда добывал?— С этого вроде и началось, — подтвердил Костя. — Помнишь, снег тогда валил?..— Вот и я, купался, купался в речке да с плотвичкой и познакомился. Тоже русявая такая. С ней сегодня договорились. Понимаешь?— Понимаю, — грустно сказал Костя.— Да ты не сомневайся. Оживет покойник. Может, завтра парнишку одного приведу. Тот — профессор! Вдвоем-то мы его!.. В общем, не унывай. Завтра будешь смотреть футбол!Скоро вернулись и Таня с Юлькой. Но Таня зашла на минутку, сказала, что спешит.— Маму на гастроли собираем, — улыбнулась она. — Чемодан с платьями не поднять. Дмитрий Кириллович дипломатическую обработку ведет… Анну Ивановну дней через пять выпишут. Привет тебе передавала. Спрашивала, есть ли у тебя деньги.По тому, как Костя с преувеличенной бодростью ответил: «А, проживем! Ноготковая проблема!», Таня поняла, что с деньгами неважно.— Если нужно, у меня есть, — сказала она. — Не стесняйся. Думаешь, только у тебя была зарплата! А я что, не работала?— Да правда не надо, — смутился Костя. — Мама придет, за отца получит…Таня взглянула на безмолвный телевизор и с сомнением сказала:— А твой Валера не болтун?— Что ты, он вот какой парень! Просто у него… свидание сегодня с девушкой. Тоже, говорит, русявая.— Это я русявая? — спросила Таня. Она посмотрела в зеркало и улыбнулась: — Ладно, Костя, всего. Русявая побежала!..Нет, совсем не зря Костя не дал в обиду своего друга Валеру! Юлька уже спала, когда раздался звонок. Костя даже встревожился. «Кто там?» — спросил через дверь.— Открой! Телемастер!И только Костя повернул барашек замка, Валера с порога сказал:— Балда!.. Это я балда, ты не подумай, — уточнил он и, забыв снять босоножки, прошел к телевизору. Снова отвинтил заднюю крышку, покопался минуты три, что-то бормоча под нос, и вставил вилку шнура в штепсель.И Костя — такой-то большой парень, девятиклассник! — чуть не подпрыгнул от радости: телевизор заурчал, и экран наполнился светом.Сориентировать антенну, отрегулировать ручками частоту строк, контрастность — на это и минуты не понадобилось.— Вот, Костя, запомни: самая страшная вещь — ерундовая мелочь. Не туда клемму присоединил… И знаешь, где сообразил? В парке. Купили мороженое, я и говорю: «Давай поменяемся? У тебя роза из крема примята». А Лена засмеялась: «Если ты примятые любишь, то давай меняться!» Тут мне и стукнуло в голову: клемму не туда подсоединил. Только и всего… Ну все, смотри, наслаждайся, — собирая инструмент, сказал Валера. — И Лену благодари.— Валер, — улыбаясь во весь рот, спросил Костя. — Лена — это русявая?— Хорошая девчонка. Призналась, что стихи пишет. Всего «Евгения Онегина» знает наизусть. Я не поверил, так она как по книжке читала.Все знают: учебный год начинается 1 сентября. И газеты, которые выходят в этот первый день осени, крупными заголовками, статьями и снимками со счастливыми лицами ребят торжественно сообщают о таком важном событии.Но 1 сентября — это официально. А в действительности школа начинается на день раньше — 31 августа. Пусть не в классах, а на просторном дворе, но все равно — это уже школа.Другого такого дня не бывает. Завтра — учебники, классы, домашние задания. А сегодня — радость полная и шумная: не виделись же три бесконечно долгих месяца, которые, правда, пролетели, как один день… Руку жмут до хруста пальцев, по плечу хлопают, будто хотят сбить с ног, чуть не душат друг друга в объятиях. Удивление самое искреннее и бурное — до визга, до вытаращенных глаз… Нет, другого такого настоящего школьного дня больше во всем году не бывает.А для тех, кто идет в первый класс, школа начинается еще раньше. Где-то за неделю, за две. Подгоняется новенькая школьная форма, для девочек отглаживаются кружевные воротнички, манжеты. И бант для кос выбирается самый красивый. А покупка портфеля, тетрадей, пенала! Далее перочистка нужна, что там нужна — просто необходима! И счетные палочки… До чего же все интересно и таинственно!Эти радостные волнения, беспокойные хлопоты — и в доме Гудиных, у Юльки-первоклашки. Про тетради-то Костя обманул. А еще брат называется, девятиклассник! Трубку к телевизору притащил, а вот купить для нее тетради — и не вспомнил. Пришлось Юльке с мамой накануне школы в очереди стоять. К прилавку-то и верно, не протолкаться.Юлька была настолько поглощена приготовлениями к школе, что все другое для нее будто бы не существовало. Даже история с дядей Гришей прошла как-то мимо ее сознания. А дядя Гриша сломал себе ногу. Могло бы и хуже кончиться. Рассказывают, что пьяный был, сидел в трамвае и дремал. Едва не проспал свою остановку и вылезать надумал в последнюю секунду, когда все нормальные люди из вагона уже вышли, а другие вошли. Створки вагона и схватили ногу дяди Гриши. Сам он на улице, а ботинок — в вагоне. Трамвай поехал, пьяный возле колеса мешком волочится, народ кругом закричал: «Стой! Стой!» Молодая вожатая вагон остановила, выскочила, а сама белая, как полотно. Тоже, наверно, виновата была, недоглядела. Кинулась смотреть да ругаться, только чего ругаться? Лежит несчастный, грязный весь, лицо ободрано в кровь и нога сломана.Разговоров об этом случае было много во дворе.— Ничего, неделю в больнице полежит — как миленький придет! Пьяницы — они, будто кошки, живучие.— Почему же это неделю, если нога сломана…— А-а, ну тогда помучается, конечно. Перелом есть перелом. Это надолго там пропишут.— Хоть в себя придет. Протрезвеет.— Э, такие везде найдут. И там добрые люди поднесут чарочку.Анна Ивановна Косте сказала:— Ой, плохо так говорить, но я, грешница, даже довольна. Это ему наши слезы отливаются. Может, с костылем-то утихомирится, отстанет от Пети?..А Юлька собиралась в школу. Дядя Гриша со своей сломанной ногой отношения к ее школе не имел. Юлька о нем не думала.31 августа Юлька вместе с братом пошла в школу — знакомиться с ребятами и учительницей. День был солнечный, теплый, и Юлька, шагавшая с цветами в руке, имела полную возможность всем встречным людям показать свою новенькую форму, с отглаженным фартуком, кружевными манжетиками. И все люди могли видеть роскошные голубые банты в ее косах. Это брат ей купил. Не такой уж он и плохой. Пусть про тетрадки забыл, но ленту зато сам купил, на свои деньги, его никто и не просил.На школьном дворе, где уже собралось довольно много шумного народу, Костя без труда отыскал торжественных, глазастеньких первоклашек, которым все было в диковинку, между собой они еще не познакомились, и поэтому здесь было потише.Костя подвел сестренку к ее учительнице — полной, невысокой и с такими добрыми глазами, что Юлька сразу как-то потянулась к ней. Отдала свой букет и к брату больше не подошла, стояла рядом с учительницей и будто жалась к ней. Та погладила ее по белесым волосенкам, спросила, как зовут, и дала задание: как кто новенький подойдет, пусть громко говорит: «Здесь первый класс. Буква «А».Задание Юльке понравилось, и Костя понял, что может отправляться к своим.Свои облюбовали хорошее место, у залитой солнцем стены физкультурного зала. Что значит бывалый народ, ветераны!Весь положенный набор восклицаний и традиционных хлопков по спине Костя собрать не успел — появился Петя Курочкин. Он со своим ростом, рыжей шевелюрой (да еще и аппарат на боку!) был вне конкуренции. Одноклассники немедленно обрушились на него. Особый восторг вызывала заметная прибавка в росте. Тут же сочинили комическую сценку. Один из парней взобрался на плечи другому, и на самом верху, под общий хохот, мелом на стене была сделана отметка: таким Курочкин будет в день получения аттестата зрелости.— Ребята, живем! Посадим Курочкина на первую парту — всему ряду сачковать можно!— Да он и за парту не влезет.— Ничего, ноги будет дома оставлять!— Петь, ну а честно — два метра есть?— Сто девяносто один, — скромно отвечал Курочкин.— Товарищ чемпион, а чем вы питаетесь?— Да ну вас! Языки только чешете! — Петя расстегнул футляр аппарата. — Лучше становитесь…— Ура! Снимок на первую полосу!</blockquote>

Проверка