JavaScript отключён. Чтобы полноценно использовать наш сайт, включите JavaScript в своём браузере.

Ответить в теме

Сообщение: <blockquote data-quote="Маруся" data-source="post: 386618" data-attributes="member: 1">— Ну слушай. Пошел к Валере. Они в прошлом году ремонт делали. Посоветоваться пошел: где мастеров искать, какие лучше краски…— Мы же написали, — напомнила Таня.— Ну все равно… Валера знаешь какой парень! На все руки!.. Хорошо, что пошел. Ремонт знаешь кто у них делал?.. В том-то и вся штука — сами делали. Вдвоем с отцом. Говорит, что неделю всего и провозились. Я тоже решил: сам буду делать ремонт.— Сам?! — от удивления Таня остановилась.— Идем! — Костя потянул ее за руку. — На зеленый свет успеем.Перебежали в последнюю секунду улицу, и Таня с недоверием взглянула на Костю:— Нет, ты серьезно?— А чего такого? Валера в прошлом году тоже был в восьмом.— Но он же не один.— А я один!— Костя, — обиделась Таня, — ну я же серьезно с тобой, а ты… будто я совсем глупенькая.— Так это Валера мне подсказал. Я тоже сначала обалдел. Смеется, думаю. А он говорит: запросто сделаешь! Парень, говорит, здоровый, руки есть, ноги есть, голова на месте. А если чего надо будет, я, говорит, помогу. Зато экономия, говорит, знаешь какая! Да еще есть мастера, что определенного угощения требуют. Я как это услышал, сразу подумал: точно, буду делать сам. И мама, конечно, помогать будет. Валера придет, хоть посоветует.Таня наконец поверила, что Костя не шутит, не разыгрывает. Но что же это, только и повторяет: Валера, Валера! Она и сказала, на этот раз с настоящей обидой:— Валера, конечно, замечательный парень, только ведь и мой дедушка может что-то посоветовать. Разве плохое составили они проектное задание? А обо мне вообще ни слова. Ведь говорили уже: кто мы — друзья или так… знакомые?Костя чуть потянул ее за руку: «Смотри, лужа», и, когда морщинистая от ветра лужа осталась позади, виновато сказал:— Таня, это же ремонт. А ты — девочка… то есть, — неловко поправился он, — девушка. Значит, и тяжелую работу нельзя.— Прекрасно, буду делать, легкую. Кисточкой водить. Или намазывать клеем обои. Разве это тяжело?— А банки тащила!.. Таня… — Костя потупился. — За белила мы заплатим. И мама сказала.— Пожалуйста. Только бабушка может не взять денег.— Тогда и мы белила не возьмем, — нахмурился Костя.— Как это не возьмете? Бабушка сказала, что она их подарила тебе. Вот так, Костя.— С чего это вдруг?— Ей так захотелось. А чего особенного? Бабушка рассказывала, что у них одна сотрудница дачу племяннику подарила. И машины дарят. А тут — несколько банок краски, фи!.. Послушай, — вдруг таинственно улыбнулась Таня. — Знаешь, бабушка что сказала?..— Дачу мне подарит? — невесело пошутил Костя.— Дачи у нее нет. Сказала, что ты ей очень понравился. И что ты похож на ее Сережу.Костя не понял.— Ну, сын ее, а мне — папа. Понял? Геолог был…— А-а, — протянул Костя.Таня помолчала немного и спросила:— Не секрет, по каким делам идешь?— Да, я же тебе не досказал. Валера пришел, поглядел все. Работенки, говорит, прилично. А потом трубы посмотрел. Их, говорит, надо хорошо почистить, если насквозь проржавеют — придется менять. Мороки не оберешься. Я взял вчера и твоей железной щеткой почистил. Целое ведро вынес на помойку. Зато теперь гладенькие. Только покрасить, и все. А внизу, в углу, там целый кусок штукатурки вывалился. И под ванной. Надо все раствором заделывать. Вот как раз в магазин хозтоваров сейчас иду. Возле шахматного клуба магазин. Валера видел недавно, как цемент в мешках сгружали. Тоже не всегда бывает. Хочу купить. Песку во дворе сколько хочешь. Смешать один к трем, и можно замазывать.— Ты как настоящий строитель, — удивленно покачала Таня головой. — Все знаешь: один к трем!— Валера объяснил. Он и телевизор наш посмотрел. Я думал, внутри сломалось, а Валера крышку отвинтил, поглядел, отверткой постучал и говорит: внутренности починить можно, а трубка — точно, померла. Новую покупать надо…— Шахматный клуб я знаю, — задумчиво сказала Таня, — недалеко от нас. Костя, может, и мне пойти в магазин? Помочь тебе?— Ну вот — опять! Это же цемент. Пыль от него. И тяжелый очень. Я две сетки взял. Килограммов десять куплю. Хватит пока… Тань, правда, иди домой. Тебя же мама на примерку ждет…Так практически и начался ремонт в квартире на четвертом этаже в доме номер 36 по улице Димитрова. Даже раньше начался, чем предполагала Таня. Лишь выдавалась возможность, Костя тут же брался за дело: возился с раствором, шаркал мастерком по бетону, выносил тяжелые ведра. Анна Ивановна то и дело меняла у дверей мокрую тряпку — по лестнице, до первого этажа, уже виднелись седые следы от известки.И успел немало. Под раковиной в кухне навел порядок, и в ванной комнате, а в туалете очищенные трубы выкрасил красной краской. Никого не спрашивал — сам так решил. Купил в магазине банку красной эмали и выкрасил.Юльке красные трубы очень нравились. Поначалу только и знала, что в туалет бегала.— Ты что так долго сидишь? — спросила под дверью Анна Ивановна.— А я тут рисую. Здесь красиво.Однако скоро ремонтные работы на четвертом этаже приостановились. Запас цемента кончился. Впрочем, все, что надо было замазать, Костя замазал. Дело не в цементе — работа бы нашлась — просто другие неотложные заботы как бы заслонили и отодвинули хлопоты по ремонту.Приближался конец учебного года. Учителя дружно наседали: занимайтесь, повторяйте, закрепляйте материал. Контрольными замучили. И каждый учитель считал, что его предмет самый важный. Если бы выполнять все, что требовали, да еще прислушиваться к рекомендациям: дополнительно прочитать то и это, — бедным ученикам пришлось бы сидеть и ночами.Даже отличница комсорг Таня Березкина в эти весенние теплые дни просиживала в библиотеке и дома по пять-шесть часов.Кроме того, пугали экзаменами. И хотя, конечно, все понимали, что это совсем не те экзамены, что у десятиклассников на аттестат зрелости, но все равно не помнить о них было нельзя.В общем, забот полон рот. Так и этого мало! Все чаще возникали разговоры — что дальше делать? Все чаще слышались — в их реальном, серьезном значении — слова: «техникум», «ПТУ». Для некоторых (как, например, для Кати Мелковой) проблемы — остаюсь в школе или поступаю в училище — не было. А другие пока не определились. Легко разве? Радио слушаешь — там интересно рассказывается об училищах, техникумах, лабораториях профессиональной ориентации, включишь телевизор — тоже много интересного узнаешь об этом. А если газету развернуть!.. Статьи, интервью, дискуссии. Вот в свежем номере местной газеты авторитетно утверждается, что лучший метод подготовки современного рабочего — обучение в профессионально-техническом училище. А на следующий день в центральной газете на живых примерах показывается: если с помощью базового предприятия хорошо и умно поставлено дело с подготовкой рабочих кадров в обычной школе, то можно обойтись и без ПТУ. Только родители попытаются вникнуть в суть — прибегают их дети и рассказывают, как сегодня приходил в школу молодой мастер из соседнего профтехучилища и доказывал, что лучшей профессии, чем строитель, нет на земле и быть не может. С них, мол, первопроходцев, все и начинается.Вот и разберись! Голова идет кругом.Правда, Костя хоть и вспоминал иногда директора типографии, но проблемой «что делать» себя не изводил. Раз пообещал отцу — все, какие разговоры! А Петр Семенович (Костя недавно приходил к нему вместе с матерью), между прочим, интересовался этим. Костя подтвердил: будет учиться в девятом.Эта встреча с отцом обрадовала Костю. С ним ведь в самом деле интересно, когда трезвый. А тут сколько уже времени прошло — ни одной стопки. Лечение же! И смотрят строго, чтобы, не дай бог, не появилась откуда-нибудь бутылка. Костя, конечно, не спрашивал, трудно ли отец переносит такую продолжительную трезвую жизнь, но, похоже, нормально. Выбрит, глаза живые, всем интересуется. Костя предупредил маму, чтобы не говорила про ремонт, а та, видно, забыла: «Вот ремонт думаем сделать…»— Не поднять тебе этого дела, — покачал головой Петр Семенович. — Обождите, вернусь вот.— Время теплое упустим. Лето.— Тоже верно… — вздохнул отец.У Кости и вовсе хорошее впечатление осталось бы, да молодая женщина с седой прядью волос, тоже приходившая к мужу, по дороге к автобусу рассказывала: здесь-то они держатся, строгий режим, а домой вернутся — вот самая главная проверка.— Мой второй раз уже сюда попадает, — горестно сказала она. — Три месяца всего и продержался. Один приглашает на сто граммов, другой подсмеивается, только, говорит, телеграфный столб не пьет… Ну, мой и сорвался. Просто и не знаю теперь, будет толк или опять впустую?..Костя послушал ее, расстроился, но духом не упал. «Хоть бы каникулы скорей, — думал он, — сразу же займусь ремонтом…»И вот экзамены благополучно прошли. Все, они — девятиклассники! Таня вообще отличница, но и Костя не подкачал — хорошо сдал.До площади Героев Костя доехал девятым номером трамвая, соскочил с подножки и знакомой дорогой направился к типографии.Шел он быстрым и уверенным шагом человека, который хорошо знает, куда и зачем идет. К директору. Вот так! Эта мысль пришла к нему в голову лишь вчера вечером. А сегодня идет! Да еще с утра. И не потому, что боится — вдруг раздумает, совсем не потому. Просто приятно чувствовать себя деловым человеком.«Посмотрела бы Таня сейчас на меня, — подумал Костя, — точно сказала бы: «Деловой человек!» Вот так, командир мой хороший, не все тебе впереди ходить!»Костя с размаху перепрыгнул через все квадраты нарисованных на тротуаре классиков и похвалил себя: «Трехметровый прыжок делового человека!»«Деловой человек» чувствовал себя довольно уверенно и в тот момент, когда очутился напротив двери директорского кабинета. Он бы и в дверь вошел, но седенькая секретарша, сидевшая за столом у печатной машинки, вовремя остановила его:— Вы к Василию Васильичу? Придется обождать. У него совещание.Перед совещанием Костя все же спасовал.— По вопросу работы?— Да, — ответил Костя, удивившись тому, что секретарша сразу догадалась. Наверно, многие приходят. Вдруг не возьмут?— Вы посидите. Это недолго.Костя опустился на стул, обвел взглядом длинный стенд с книгами («Наверно, здесь печатали», — отметил про себя) и подумал: «Если бы работы не было, сразу бы сказала. Добрая старушка».Секретарша быстро стучала на машинке, а Костя сидел и ждал. Ожидание у дверей кабинета всегда расслабляет волю — и появляются какие-то сомнения.«Может, я напрасно ничего не сказал Тане?.. — подумал Костя. — Позвонить бы ей сегодня… Хотя нет, правильно! Она, что ли, всегда советуется? Прибежит, все — уже решила!» А вспомнив вчерашний разговор в магазине, окончательно утвердился: все правильно!Вчера он собрался в хозяйственный магазин. И Таня с ним пошла. На прилавках там столько было всяких товаров, а чего нужно — нет! Свешиваются обои — синие цветочки, а цена — выговорить страшно! Югославские. Никаких денег не хватит обклеить две комнаты. А наших, отечественных обоев (у них, говорят, и рисунок веселей, и стоят в десять раз дешевле) в продаже, конечно, нет. Бывают они редко, а расхватывают в один момент.— Сколько там рулонов в проектном задании у нас значится? — спросила Таня.— Это зачем тебе? — спросил Костя, хотя ответить на вопрос мог бы и не заглядывая в бумажку.— Обои же.— Тань, а цену ты не видишь? — спросил он, думая, что, может, и правда, не разглядела бирки с указанной ценой.— Зато они моющиеся. Удобно. А цена… Ну что ж…Костя больше и говорить об этом не захотел, скорей потащил ее от прилавка. А потом, и дома тоже, все вспоминал ее слова. Что же она хотела сказать? Неужели снова какой-нибудь подарок придумывают? От бабушки да еще и от дедушки! Нет уж! Хватит «слоновой кости»! До сих пор стыдно вспоминать!Вот после этого, вчера вечером, он и решил идти работать в типографию. А с ремонтом успеет — каникулы только начались. Точно, надо поработать. Не откладывая. Кстати, не только он собирается работать. Курочкин вообще хочет куда-то на стройку податься, в бригаду бетонщиков. Говорит, для общего физического развития полезно. Или просто побольше заработать надеется? Три девчонки договорились на телеграфе работать — телеграммы разносить. Да и сама Таня рассказывала, будто в райкоме комсомола ее рекомендуют пионервожатой в городской лагерь.Все правильно: трудовой семестр.Возможно, кое-кому главное — справка, печать, а ему, Гудину, очень бы даже пригодились какие-то деньги. На мамины не сильно приходится рассчитывать. Юльке пальто да школьную форму покупала, и то навздыхалась. А тут — ремонт. Обои, клей, краски, олифа… Наберется!.. И еще здорово верил Костя Валере с его золотыми руками. Если купить новую телевизионную трубку, то, может, и вылечит их инвалида. Ведь хорошо когда-то показывал. А трубка… Есть они в магазине, пожалуйста, лежат, только денежки выкладывай.«Не податься ли вместе с Курочкиным к бетонщикам?..» — подумал Костя.А в это время из двери стали выходить люди, и через минуту седенькая секретарша сказала Косте:— Заходите, молодой человек. Василий Васильевич освободился.Насчет работы Костя волновался напрасно. Василий Васильевич, такой же деловой и серьезный, каким показался Косте и в тот раз, даже не дослушал его:— С удовольствием возьму. Хотя бы на упаковку. Работа несложная. Тут, пожалуй, применение роботов, как предлагал ваш товарищ, действительно было бы экономически целесообразно. Но… — директор шутливо взглянул за окно, — двадцать первый век еще в пути. Так что пока, к сожалению, приходится растрачивать силу и ловкость таких вот симпатичных ребят. Ну, согласны на упаковку?— Вместо робота, значит? — улыбнулся Костя. — Ладно, на месяц согласен.— Работать по шесть часов. Устраивает? Или побольше хотели? Трудовое законодательство не разрешает.— Нет, шесть часов как раз. У меня еще и другая работа.— Смотрите! Какой народ пошел! А говорят: тунеядцев много. Что же у вас за работа, если не секрет?— Ремонт у себя в квартире делаю.— Ого-го! — удивился Василий Васильевич. — Это две смены получится. Не много ли? Впрочем, что ж, сам в четырнадцать лет у станка стоял. По двенадцать часов работали, без выходных. Война шла.Портрет в вишневой рамке висел напротив Таниной тахты. Просыпаясь утром, Таня иной раз мысленно говорила: «Здравствуй, папа!» И он каждый раз, глядя на нее спокойно и внимательно, словно бы отвечал: «Здравствуй, моя дочь». Ни «Танечка», ни «Танюша», всегда — «дочь» и всегда «моя». Слова эти можно произносить с любой интонацией. Но для Тани они звучали очень ласково. Может быть, оттого, что за серьезностью его взгляда она угадывала улыбку.И сегодня, открыв глаза, она поздоровалась, но отец, ей показалось, с ответом замешкался. И главное, она не почувствовала его готовности улыбнуться.Таня поняла: это после вчерашнего.Вчера она долго рассказывала Дмитрию Кирилловичу о ребятишках своего отряда (уже полторы недели работала пионервожатой в городском лагере). И смешное было, и грустное. Недавно Миша возмутил ее. Десять лет мальчишке. Жесток и жаден. Когда уронил конфету, а девочка случайно наступила, то он ударил ее ногой и разбил коленку. И Дмитрий Кириллович возмутился. Принялся строить догадки, почему в мальчишке такая жестокость, стал вспоминать эпизоды из своего детства. Тане было так интересно и самой рассказывать, и слушать отчима, что пора было спать ложиться, а ей не хотелось уходить.Дмитрий Кириллович прошел в ее комнату, чтобы открыть форточку (ее сильно, заклинивало в раме), и Таня, посмотрев на снимок отца, висевший на стене, вдруг сказала:— Простите, а как вы относитесь к моему отцу?Градов тоже посмотрел на снимок, удивился ее вопросу и честно ответил, что относится хорошо, вполне хорошо.— А вы знаете, как он погиб?— Я все знаю о нем.— Все-все?.. И о письмах его знаете? К маме.— Мама мне говорила.— И что он маму очень сильно любил?— Знаю.— Тогда вы не должны к нему хорошо относиться, — сказала Таня.— Почему же?— Мужчины ведь ревнивы. Это я из книг, конечно, знаю, — добавила она.— Но его же, Сергея Сергеевича, нет.— Это не имеет значения.Дмитрий Кириллович подержался за бороду и в задумчивости сказал:— Я думаю, ты не совсем права… Хотя, естественно, все это сложно… Ложись, Таня, спокойной ночи.Таня и сама не понимала, почему спросила Дмитрия Кирилловича об отце. Может, это была последняя попытка сохранить верность отцу? В ее сердце жил до этого только один отец, который погиб в экспедиции, который смотрел на нее из вишневой рамки на стене. А теперь (как это странно!) и другого человека — отчима — готово было впустить ее сердце. Раньше его там не было. Находясь рядом, за стенкой, за одним обеденным столом, Дмитрий Кириллович оставался ей чужим. Теперь все изменилось.И вот этот ее последний вопрос, как последняя защита… Может быть, Градов ненавидит ее отца? Тогда бы и она, возможно, нашла силы ответить тем же. Однако, нет, не похоже. Говорил искренне.Не потому ли сейчас, утром, отец и замешкался с ответом?А потом Таня встала, оделась и побежала в свой лагерь, чтобы снова разгадывать злого Мишку, чему-то радоваться, из-за чего-то печалиться — жить тем, что открывает жизнь ее участливому сердцу.В лагерных хлопотах Таня о Косте не вспоминала. Лишь возвращаясь домой, с удивлением думала: прошел длинный-предлинный день! А как же там у него, рабочего человека?Решение Кости работать в типографии не очень удивило Таню. Она уже понимала и видела, что внешняя медлительность Кости, то, что он не всегда и не вдруг загорается идеей, — это не главное в его характере. Сильная воля и целеустремленность — вот его суть. Какая-то даже одержимость, чего, может, иной раз недостает и самой Тане.А в самой себе Таня с удивлением обнаружила странное, как ей показалось, и обидное чувство. Оно родилось из подозрительной мысли: а почему в типографию? Конечно, они были там на экскурсии, им говорили, что не хватает рабочих рук, но все же, почему именно туда, в типографию? Рабочих рук везде не хватает. Но потом она устыдилась своих вопросов. Это что, уж не древняя ли старушка — ревность в ней заговорила?.. Да, видно, она самая, вечная и живучая, потому что однажды Таня, ругая и кляня себя, все-таки не смогла устоять перед искушением и спросила:— Ну, а как, весело у вас на работе?— О, смех и песни. Правда, некоторые девчонки даже песни поют. Как затянут разом. Хорошо выходит. Я и сам пробовал потихоньку, да некогда особенно веселиться и гулять по цеху. Работа!— Ну… а как Тамара?— Тамара?.. Какая?— В переплетном цехе… Помнишь, — Таня искусственно улыбнулась, — Петю Курочкина собиралась к себе забрать. И Клава еще, с косами…Понял Костя или не понял, почему она спросила о веселых и языкастых девчатах из переплетного, но сказал то, что и хотелось узнать Тане:— Тамара-то, я думал, из школы только пришла, а у нее — дочка, два года. Муж шофером работает.— Вот бы не подумала! — воскликнула Таня. — Выглядит, как девчонка.— А за Клавой каждый день приезжает парень на мотоцикле. Студент. Правда, я только слыхал, а сам не видел. Ухожу-то раньше.— Ну и ну! — уже совсем радостно удивилась Таня. — Мало им! Еще Курочкина отдайте! Молодец Люба, — Таня засмеялась, — не отдала!.. Да, Люба мне вчера звонила. Знаешь, куда ходит, как она выразилась, на практику? В парикмахерскую. У нее там тетя работает.— А Курочкин в бригаду бетонщиков подался. Может, и мне бы надо… На упаковке, видно, много не заработаешь. — И чтобы Таня поняла его слова правильно, Костя поспешил сказать про новую трубку для телевизора… — Ну и ремонт же, — добавил после паузы, — как без денег?.. Шпаклевку я купил. Цемента еще принес. Три выключателя купил, один так совсем развалился, пришлось заменить.— А клей обойный? — напомнила Таня.— Клея навалом. Не проблема. Никак не решу, каким цветом полы красить. Мама белые не хочет. Говорит, как в больнице…— Может быть, в зеленый? А что, красиво будет. Ведь зеленый цвет у изумруда. «У вас какие полы?» — спросят. А ты отвечаешь: «Изумрудные».— Фантазерка! — улыбнулся Костя. Он хотел сказать, что у них и так зеленая дорожка лежит, но вспомнил темное пятно от вина, и промолчал. А Таня вроде не к месту полюбопытствовала:— Ты и правда поешь на работе?— Ну, что за песня! Так, себе под нос.— А дома поешь?— Бывает. Даже люблю. Про барабан. Николай Гнатюк исполняет. «На безымянной высоте» нравится.— Интересно…— А в цехе — баловство. И правда, некогда. Везут, везут книжки. Пакуем, пакуем. Даже непонятно, куда деваются? В книжных магазинах, когда ни посмотришь, пусто.— Интересно, — снова повторила Таня.А через неделю запыхавшаяся Таня (по лестнице поднималась бегом) ворвалась к Косте и, не сказав «здравствуй», подняла вверх ладошку:— Видишь?— Рука, — улыбнулся Костя. — Маленькая. — И посмотрел на свою, немного запачканную чем-то зеленым. — У меня в третьем классе такая была.— Да нет, где большой палец!— Где большой палец? Не вижу. — У Кости было веселое настроение. — Ах, это большой палец! Да он меньше моего мизинца…— Костя, номер видишь?— Двадцать четыре. Это что?— А то, что снимай фартук и мой руки! В хозтовары бежим.— Погоди, — опешил Костя. — Зачем бежать? Краску на пол я купил. Смотри! — Он продемонстрировал свои испачканные руки. — Изумрудная. Продавщица сказала, что очень хорошая, а сохнет всего восемнадцать часов. Идем на кухню, посмотришь…— Костя, ты молодец! Только фартук все-таки снимай. Это очередь — двадцать четвертая. Завтра утром обои будут продавать. А сейчас надо отметиться…Подробности Костя узнал по дороге. Бабушка Тани ходила сегодня в дом политпросвещения, там лектор-международник рассказывал о поездке на Ближний Восток. (Татьяне Сергеевне до сих пор присылают уведомления, когда ожидается какая-либо интересная лекция.) Возвращаясь, бабушка и увидела толпу у магазина — шла запись на обои. Хорошо, что она вовремя подошла, — близкая очередь досталась, а то могло бы и не хватить. Потому что лето, все ремонт делают. Обои, говорят, привезли чудесные, разных цветов.Информация Тани была неполной. Не сказала о том, что Татьяна Сергеевна совсем не случайно оказалась у хозяйственного магазина. Сделала изрядный крюк, чтобы попасть туда. Впрочем, этих подробностей Таня и сама не знала.У магазина они подтвердили свою очередь женщине в зеленом платочке, и Костя пошел проводить Таню.Вечер еще не наступил. Откуда-то, наверное из городского сада, доносились звуки эстрадного оркестра. Во дворах было непривычно тихо. Ребята разъехались по лагерям, к морю, в деревни к бабушкам. А остальные, наверное, уселись у телевизоров смотреть по второй программе «Спокойной ночи, малыши».Солнце, светившее днем, спряталось за тучами, подул ветерок, ясно донося густой, сладковатый запах липы.— Не холодно? — спросил Костя, поглядев на Танины открытые до плеч руки.— Нет, — покачала головой Таня, а сама поежилась. Потом едва заметно улыбнулась: — А помнишь, зимой к школе шли, ты меня вел под руку.— Не я, — смутился Костя. — Это ты меня вела… Нет, тебе холодно. Чего же я… — Он быстро снял с себя куртку и накинул ей на плечи.А Таня ожидала, что возьмет ее под руку. Так хотелось этого! Сейчас же на плечах, закрывая руки, лежала его курточка. На миг сделалось обидно. Но лишь на миг. В следующую секунду вдруг радостно подумалось: как хорошо, что не взял. Вот Олег сразу бы воспользовался. И наговорил бы комплиментов, играл бы голосом, нашептывал на ухо… Хищный, льстивый, неискренний.Какие они разные — Олег и Костя! Олег — сплошная броскость: в словах, в одежде, в свободных движениях. А Костя — будто весь в себе, скован, немногословен, даже робкий. Но это раньше таким казался Тане. Теперь знала его и находчивым, и добрым, и смелым, и беззащитным.— Какая теплая у тебя курточка. Спасибо… — Девочка благодарно взглянула на Костю. — Я не рассказывала тебе. У меня какие-то новые отношения сложились с отчимом…Костя слушал с большим интересом.— Так это же хорошо. Очень. Я рад за тебя… Только почему тон у тебя такой грустный?Пришлось поделиться и тем, сложным, и для самой еще мало понятным, что, однако, тревожило и печалило.Костя слушал, не перебивал. Потом долго молчал. Уже недалеко от ее дома сказал наконец, как бы взвешивая каждое свое слово:— Таня, ты так не переживай. Не надо. Правда. У тебя же сердце доброе, я знаю. И большое. В нем и на двоих должно хватить места.— Спасибо, — шепнула она благодарно и сняла курточку. — Как жалко, что завтра не смогу быть с тобой в магазине. Соревнования между отрядами проводим. Я ответственная…— Да о чем говорить! И сам справлюсь. Все будет нормально.— Обои веселые покупай. К зеленому полу, понимаешь?..— Не волнуйся, самые лучшие выберу…И все же, стоя в кабине лифта, бегущего вверх, Таня ругала себя: «Ах, как же не догадалась попросить бабушку, чтобы помогла выбрать!..»Таня считала, что кого-кого, а бабушку свою она знает, как саму себя. Оказалось, нет. Тревожилась, что не попросила выбрать обои, а Костя пришел утром в магазин, смотрит: Татьяна Сергеевна в очереди. Увидела его, заулыбалась:— Побоялась, вдруг, думаю, не пустят, не признают в очереди. Смотри, народу-то собралось! Да, все хотят в красивых квартирах жить. Время такое.— Очень грамотно рассуждаете, гражданка! — сказал высокий мужчина пенсионного возраста, стоявший впереди Татьяны Сергеевны. — Вот сын у меня. Прошлым летом машину купил, месяц назад в новую трехкомнатную квартиру вселился. Завод дал. Все удобства. Живи. А ему — не те обои. Отчего? Из капризу? Не-ет. Уровень вырос, запросы! Правильно, гражданка, заметили: время такое…Много всяких разговоров наслушался Костя, пока не оказались они с Татьяной Сергеевной у заветного прилавка. Обои заранее присмотрели, двух расцветок. Кремовые, с золотистыми узорами, и сиреневые — по всему полю фигурные подсвечники с четырьмя белыми свечами.И тот пенсионер для своего сына взял такие же, сиреневые. «Значит, правильно я выбрал. Хорошие», — подумал Костя.У кассы Татьяна Сергеевна спросила:— Денег хватит?— Конечно! — Костя поспешно вытащил кошелек. — Мама зарплату получила.Пришлось бы одному тащить обои — десять раз вспотел бы. От помощи Татьяны Сергеевны отказываться Костя не стал. До его дома на улице Димитрова троллейбус домчал их так быстро, что Костя и не заметил, все на ровненькие рулоны обоев посматривал.В квартире Гудиных Татьяна Сергеевна еще не была. Она вытерла о мокрую тряпку ноги и, чтобы лучше все рассмотреть, надела очки.— О-о, — удивленно протянула она, — да у тебя тут полным ходом идет дело! Вовремя купили обои! Теперь побелку сделать. Старые газеты найдутся?— Есть в кладовке газеты, — обрадованно сказал Костя и подумал: как здорово, что в макулатуру их не отдали!— А пылесос?— Пылесоса нет.— Ничего, найдем… Ты уж, Костя, не обижайся, а Сергея Егоровича я все-таки приведу сюда в качестве консультанта. Не возражаешь?Пока Костя собирался с ответом, Татьяна Сергеевна сказала:— Конечно, не возражаешь. Сергей Егорович великий спец по этой части. Ну, ты сейчас на работу, наверно?— Да, — будто извиняясь за то, что вынужден уходить, кивнул Костя. — Видите, на сколько опоздал. Вечером буду отрабатывать.На свои первые заработанные в жизни деньги (расписался в ведомости за тридцать рублей в счет аванса) Костя купил Юльке шелковые ленты в косы, а матери белый кружевной воротник. Воротник ему очень понравился, какая-то женщина покупала, приложила себе на шею, так сразу лет на десять моложе сделалась.Юлька обрадовалась и прыгала от радости, а мама смахнула со щеки слезу. Только и сказала:— Спасибо, милый.А Тане купил цветы. Мог бы, конечно, и не тратиться — на территории типографии росло много красивых цветов на газонах, кое-кто потихоньку и рвал. Но раз получил аванс — вот они, новенькие бумажки, хрустят в кармане, то почему бы не купить? Тем паче, лето — цветы в каждом киоске, и цены копеечные.Букетик гвоздик Таня прижала к груди и тут же, сама того не сознавая, привстала на цыпочки, щекой коснулась его щеки.— Это первые, — сказала она.— Что первые?.. — совсем растерявшись от ее неожиданной нежности, спросил Костя.— Цветы. Я всегда сама дарила — бабушке, маме, учителям. А эти — мне. Первые.— Не обижайся, — сказал он, испытывая неловкость от того, что его неказистый букетик вызвал у Тани столько радости. — Это ведь не день рождения… Просто аванс получил.— Поздравляю! Тоже ведь первый, правда?— Конечно.— А у тебя когда день рождения?— Уже был. В апреле.— И молчал! Ну, Костя!.. Ну, заяц, погоди! — Она так строго погрозила пальцем, что Костя рассмеялся.— А у тебя когда?— Дудки! Не узнаешь! В глубокой тайне буду хранить…— Ну, а все-таки, когда?— Сказала, что не скажу, и не скажу. И не спрашивай!— Так ведь все равно узнаю, — улыбнулся Костя.Разговор этот был около трех недель тому назад, а теперь Костя получил окончательный расчет — условленный месяц работы в типографии истек. Ему предлагали еще остаться (работой его были довольны), но Костя отказался. И ремонтом пора было уже по-настоящему заниматься, и главное, очень некстати заболела мама. Болезнь всегда некстати, а сейчас…Анна Ивановна так и сказала:— Некогда мне болеть да разлеживаться.Но дело оказалось серьезное — воспаление легких, надо было ложиться в больницу. Это сказала врач, приехавшая по вызову на дом.— Никуда ложиться не поеду, — объявила вечером Анна Ивановна. — Вот уж ремонт отмучаем, тогда погляжу.А Костя (недаром отец ему сказал: «остаешься за хозяина», и он, особенно в последнее время, действительно чувствовал себя хозяином, ответственным за все, что происходит в доме), Костя на эти слова матери ответил решительно:— Лечиться будешь. Велела врач ложиться, значит, ложись.— Костя, да как же…— Все, мама, — оборвал он. — Ты, больная, еще с ремонтом будешь возиться! Что я отцу потом скажу?.. С ремонтом как-нибудь справлюсь. Валера поможет. Дедушка Тани обещал прийти. Покажет, как и что.— А Юля? Ты подумал?— Что Юля! Не грудной ребенок. В школу первого сентября пойдет.— Ложись, мама, — не по-детски серьезно вздохнула Юлька. — Полежишь — и здоровая будешь.На другой день Анне Ивановне стало хуже, и она поняла, что больницы не избежать.— Хоть навещайте меня, — сказала она, вытирая слезы.</blockquote>

Проверка