Меню
Главная
Форумы
Новые сообщения
Поиск сообщений
Наш YouTube
Пользователи
Зарегистрированные пользователи
Текущие посетители
Вход
Регистрация
Что нового?
Поиск
Поиск
Искать только в заголовках
От:
Новые сообщения
Поиск сообщений
Меню
Главная
Форумы
Раздел досуга с баней
Библиотека
Дэниэл Киз "Множественные умы Билли Миллигана"
JavaScript отключён. Чтобы полноценно использовать наш сайт, включите JavaScript в своём браузере.
Вы используете устаревший браузер. Этот и другие сайты могут отображаться в нём некорректно.
Вам необходимо обновить браузер или попробовать использовать
другой
.
Ответить в теме
Сообщение
<blockquote data-quote="Маруся" data-source="post: 387337" data-attributes="member: 1"><p>Билли подозревал, что с ним что-то еще неладно, потому что его почти не интересовал с.екс. У него были возможности заняться сексом. Дважды, когда предполагалось, что он в выходные дни находится у сестры, на самом деле он ехал в мотели с женщинами, проявившими к нему интерес. Но оба раза, видя, как полицейские машины наблюдают за ним с дороги, Билли отказывался от этого. Он чувствовал себя провинившимся ребенком.</p><p></p><p>Он стал усиленно изучать себя, наблюдая другие личности, и понял, что их влияние слабеет. В один из выходных Билли купил комплект барабанов, после того как сыграл на нем в магазине, сам изумившись своему умению. Аллен раньше играл на барабанах, но теперь эта способность передалась Учителю и даже Билли-Н. Он играл и на теноровом саксофоне, и на пианино, но барабаны казались более эмоциональными. Они возбуждали его.</p><p></p><p></p><p>Когда Коламбус узнал, что в план лечения Миллигана снова внесены отпуска, возобновились и нападки на доктора Кола. Комиссии по этике штата Огайо было поручено приступить к расследованию с целью выдвинуть против Кола обвинение в ошибочных действиях при выполнении своих обязанностей. Утверждалось, что Миллиган пользуется особыми привилегиями, потому что Кол тайно пишет о нем книгу. Закон требует подачи жалобы, поэтому, прежде чем начать подобное расследование, Комиссия по этике заставила одного из своих адвокатов подать такую жалобу.</p><p></p><p>Поскольку на доктора Кола стали нападать теперь уже под другим предлогом, он решил, что компрометируются его усилия по лечению пациента, а его репутация и врачебная карьера находятся под угрозой. 17 июля 1979 года он обратился в суд с исковым заявлением:</p><p></p><p>«События последних месяцев, касающиеся дела Билли Миллигана, вызвали последствия, выходящие за пределы правомерности, логики и даже закона… Принятое мною решение в части лечения пациента явилось причиной большинства, если не всех, разногласий. Мое решение было поддержано всеми профессионалами, известными в данной области… Я считаю, что меня оскорбляют и подвергают нападкам, руководствуясь очень серьезными мотивами, наименьший из которых – реклама члену Законодательного собрания и материал для весьма сомнительной журналистики…»</p><p></p><p>Позднее, после многих месяцев запутанной и дорогостоящей тяжбы, включающей повестки в суд, письменные показания, встречные иски и тому подобное, доктор Кол выиграл дело – выиграл, обнаружив, что все больше времени и энергии уходиту него на то, чтобы защитить себя, свою семью и деловую репутацию. Доктор мог нейтрализовать угрозы, удерживая Билли под замком, однако отказался удовлетворить эмоциональные требования законников и газетчиков, поскольку был убежден, что Билли нуждался в таком же лечении, как и любой из его пациентов.</p><p></p><p>5</p><p>В пятницу, 3 июля, Билли разрешили отнести несколько его картин в Афинский Национальный банк, который предоставил свой вестибюль для устройства выставки. Билли с энтузиазмом натягивал холсты, рисовал, вставлял картины в рамы. Много времени уходило на подготовку к свадьбе Кэти, намеченной на 28 сентября. Часть денег от продажи картин он потратил на аренду свадебного зала и даже заказал себе смокинг, с нетерпением ожидая этого праздника.</p><p></p><p>Информация о выставке обошла все газеты и телеканалы Коламбуса. С одобрения своего адвоката Билли дал интервью репортерам вечерних новостей Джен Райан и Кевину Бергеру.</p><p></p><p>Джен Райан он рассказал о своих картинах и о том, как ему помогает лечение в Афинском центре психического здоровья. Когда она спросила, сколько картин было нарисовано другими его личностями, Билли сказал:</p><p></p><p>– В основном это совместная работа. Они – часть меня, и мне нужно научиться принимать это. Их способности – мои способности. Но теперь я отвечаю за мои собственные действия и хочу, чтобы и дальше так было.</p><p></p><p>Билли рассказал ей, что выручка от его картин пойдет на оплату лечения в клинике и гонорар адвокату. Кроме того, он сделает взнос в Фонд борьбы против насилия над детьми.</p><p></p><p>Рассказал он и о том, что чувствует, как разные личности постепенно сливаются в полноценного человека, и теперь может сосредоточить свое внимание на будущей работе – предотвращении насилия над детьми.</p><p></p><p>– Нужно обследовать семьи, в которых воспитываются приемные дети, – сказал он, – чтобы удостовериться, что эти семьи безопасны для детей и в них хорошая атмосфера. Помимо опекунской заботы ребенку нужны внимание и любовь.</p><p></p><p>В прошлом декабре Джен Райан сделала полуторачасовой документальный фильм о Билли. Сейчас она видела в нем важные изменения, и самое главное из них – отношение к обществу. Несмотря на жестокое насилие, пережитое им в детстве, теперь он с надеждой смотрел в будущее:</p><p></p><p>– Я стал больше доверять нашей судебной системе. Уже нет чувства, что весь мир против меня.</p><p></p><p>В шестичасовых новостях Кевин Бергер сказал, что программа лечения Миллигана в Афинском центре психического здоровья была спорной и сильно критиковалась, но у Билли теперь появилось ощущение принадлежности к обществу.</p><p></p><p>– Я сейчас совсем по-другому, лучше отношусь к людям в Афинах, – говорил Билли. – Они уже не такие враждебные, потому что узнали меня. Они не боятся меня, как боялись, когда я первый раз пришел сюда. Тогда это было вызвано… другими событиями…</p><p></p><p>Он сказал, что очень тщательно отобрал картины для выставки. Многие картины он не стал вывешивать, так как боялся, что, глядя на них, зрители попытаются анализировать его психику. Билли беспокоило, как люди отнесутся к его живописи.</p><p></p><p>– Если они придут, – сказал он, – надеюсь, они придут смотреть на живопись, а не искать сенсации.</p><p></p><p>Билли признался, что хотел бы учиться в художественной школе, чтобы совершенствовать технику, но думает, что его не примут туда из-за репутации. Может быть, когда-нибудь это изменится. Ничего, он подождет.</p><p></p><p>– Я больше не бегу от реальности, – сказал он журналистке, – и это самое главное.</p><p></p><p></p><p>Билли чувствовал, что персонал клиники хорошо отреагировал на вечерние новости, где было показано, как он развешивает свои картины и разговаривает с телерепортерами.</p><p></p><p>Большинство из персонала стали относиться к нему лучше. Лишь немногие остались враждебны, но и те в своих записях отметили положительные сдвиги. Билли поразило, что ему даже стали рассказывать о том, что происходит на консилиумах, что именно записывается в его историю болезни.</p><p></p><p>Он знал, что с тех пор, как его поместили на пятое отделение, у него наметился значительный прогресс.</p><p></p><p></p><p>В субботу, 4 августа, на выходе из отделения интенсивной терапии он вдруг услышал тревожный сигнал из лифта. Лифт застрял между четвертым и пятым этажами, в нем находилась умственно отсталая девушка. Билли видел искры, слышал треск, шипение, гудение в распределительной коробке. Он понял, что произошло короткое замыкание. Несколько пациентов скопились в прихожей, девушка в лифте стала кричать, стучать в стены. Билли позвал на помощь, и с помощью одного из рабочих ему удалось рычагом открыть внешнюю дверь шахты.</p><p></p><p>Кэтрин Гиллот и Пэт Перри вышли посмотреть, из-за чего такой переполох. Они видели, как Билли спустился в шахту лифта и протиснулся в кабину через люк сверху. Билли спрыгнул вниз и стал разговаривать с девушкой, чтобы успокоить ее. Они ждали, пока придет техник, обслуживающий лифты. Билли внутри лифта возился с распределительной коробкой.</p><p></p><p>– Ты знаешь какие-нибудь стихи? – спросил он девушку.</p><p></p><p>– Я знаю Библию.</p><p></p><p>– Почитай мне псалмы, – попросил он.</p><p></p><p>Когда пришел техник и лифт наконец тронулся с места, они вышли на четвертом этаже. Девушка посмотрела на Билли и спросила:</p><p></p><p>– А теперь мне дадут шипучки?</p><p></p><p></p><p>В следующую субботу Билли поднялся рано. Хотя он и не беспокоился о своей выставке, но переживал по поводу статьи о выставке в «Диспэч», где не забыли упомянуть – как они всегда это делали – его десять личностей, называя его «насильником с множеством личностей». Ему надо привыкнуть справляться со смешанными эмоциями. Это было новое ощущение – сбивающее с толку, но необходимое для умственной стабильности.</p><p></p><p>В это утро он решил пойти в гостиницу Университета Огайо, соседнюю с территорией клиники, и купить там пачку сигарет. Он знал, что не должен курить. В былые дни только Аллен курил сигареты. Но сейчас ему нужно было покурить. Когда он полностью выздоровеет, у него будет достаточно времени, чтобы отказаться от этой привычки.</p><p></p><p>Билли сошел с крыльца клиники и заметил двоих мужчин в машине напротив входа. Он подумал, что они кого-то навещают. Но когда он перешел дорогу, машина проехала мимо него. Обогнув здание, Билли снова ее увидел.</p><p></p><p>Он пошел через свежескошенное поле, направляясь к пешеходному мосту через ручей, протекающий на границе территории клиники. В четвертый раз Билли увидел машину, когда она повернула на Деари-лейн, дорогу между ручьем и гостиницей, по которой он должен будет пройти после моста.</p><p></p><p>Когда он ступил на мост, окно машины опустилось и из него высунулась рука с пистолетом. Кто-то крикнул:</p><p></p><p>– Миллиган!</p><p></p><p>Билли застыл на месте.</p><p></p><p>Он распался.</p><p></p><p>Рейджен мгновенно повернулся и прыгнул в ручей. Пуля просвистела мимо. Второй выстрел – опять мимо. И еще один. Рейджен схватил со дна ручья сломанную ветку, вскарабкался на берег и, пользуясь ею как дубинкой, вдребезги разнес заднее стекло машины, прежде чем она успела отъехать.</p><p></p><p>Он долго стоял там, дрожа от гнева. На том мосту Учитель замер – слабый и нерешительный. Если бы не его мгновенная реакция на пятне, все они были бы уже мертвы.</p><p></p><p>Рейджен медленно направился обратно в клинику, обсуждая с Алленом и Артуром, что делать. Надо сказать доктору Колу: здесь, в клинике, они представляют собой легкую мишень; в любое время Билли может быть найден убитым.</p><p></p><p>Аллен рассказал об инциденте доктору Колу. Он доказывал, что сейчас более чем когда-либо были важны отпуска, потому что он должен найти место, где будет в безопасности до слушания его дела в Ланкастере, когда отменят решение о его виновности. Потом он сможет уехать из Огайо и поехать в Кентукки на лечение к доктору Корнелии Уилбур.</p><p></p><p>– Важно, – сказал Артур Аллену, – чтобы никто не узнал об этом нападении. Если эти люди ничего не прочитают в газетах, это собьет их с толку. Они будут бояться, что Билли что-то готовит.</p><p></p><p>– И писателю не скажем? – спросил Аллен.</p><p></p><p>– Никому, черт возьми! Только доктору, – настаивал Рейджен.</p><p></p><p>– Хорошо. В час дня Учитель встречается с писателем. Кто будет от нас – Учитель?</p><p></p><p>– Не знаю, – сказал Артур. – Ты же видишь, Учитель ушел. Думаю, ему стыдно, что он растерялся на мосту. Иди ты, Аллен.</p><p></p><p>– А что я скажу писателю?</p><p></p><p>– У тебя язык хорошо подвешен, – заявил Рейджен. – Представь себе, что ты и есть Учитель.</p><p></p><p>– Он сразу узнает!</p><p></p><p>– Не узнает, если ты скажешь ему, что ты Учитель, – сказал Артур. – Он тебе поверит.</p><p></p><p>– Ты предлагаешь соврать?</p><p></p><p>– Писатель расстроится, если узнает, что Учитель опять «распался» и исчез. Они ведь подружились. И потом, мы не можем поставить под угрозу книгу. Значит, все должно идти так, как до покушения на жизнь Билли.</p><p></p><p>Аллен покачал головой:</p><p></p><p>– Вот уж не думал, что ты заставишь меня врать.</p><p></p><p>– Если это делается с целью уберечь кого-то от беды, – сказал Артур, – тогда это не ложь. Ну, может быть, не совсем ложь.</p><p></p><p></p><p>Но во время встречи писателя насторожили манеры Билли. Он казался слишком самоуверенным, говорливым и требовательным. Билли сказал, что его всегда учили ожидать худшего и надеяться на лучшее. Теперь его надежды стали диаметрально противоположными. Он был уверен, что его отошлют обратно в тюрьму.</p><p></p><p>Писатель почувствовал, что перед ним не Учитель, но не был полностью уверен. Приехал адвокат Билли, Алан Голдсберри, и писатель почувствовал, что это Аллен объясняет адвокату, почему он хочет составить завещание, оставив все своей сестре:</p><p></p><p>– В школе был один забияка, вечно лез ко мне. Однажды он хотел побить меня, но не стал. Позднее я узнал, что Кэти отдала ему свои последние двадцать пять центов, чтобы он меня не трогал. Я этого никогда не забуду.</p><p></p><p></p><p>В те выходные у Кэти Денни и Томми рисовали на стене, а Аллен с беспокойством думал о предстоящем судебном слушании в Ланкастере. Если его оправдают и доктор Кол пошлет его в Кентукки, он знал, что доктор Уилбур ему поможет. Ачто, если судья Джексон не оправдает его? Что, если ему предстоит провести остаток своей жизни в клиниках для психических больных и в тюрьмах? Администрация штата посылала в клинику счета за его лечение, свыше ста долларов за день. Они хотели отнять все его деньги, хотели, чтобы он сломался.</p><p></p><p>В субботнюю ночь Миллиган никак не мог уснуть. Около трех утра Рейджен вышел на улицу, тихо вывел мотоцикл из дома. В долину пробирался туман. До рассвета он хотел проехаться, лучше всего в сторону дамбы Логан.</p><p></p><p>Больше всего он любил ночной туман – самый густой туман в самой темной ночи: где-нибудь в чаще леса или на берегу озера, когда передний план словно уходит в никуда. Три часа утра было его любимым временем.</p><p></p><p>Доехав до верхнего края дамбы – узкой кромки, на которой могло поместиться только колесо мотоцикла, он выключил фару. Отражение света в тумане будет его ослеплять. С выключенной фарой он видел черноту с обеих сторон, а в середине – светлую полоску дамбы. Он вел колесо по середине. Было опасно, но сейчас ему и нужна была опасность – вновь требовалось что-то победить. Не обязательно кулаком или пистолетом – неважно как, но он вынужден был совершать что-то опасное, ощущать поток адреналина. И побеждать!</p><p></p><p>Раньше он никогда не ездил по верхнему краю дамбы. Он не знал, какова ее длина, не мог так далеко видеть. Но ехать нужно быстро, чтобы не свалиться на сторону. Жутко, но, черт возьми, стоит попытаться!</p><p></p><p>Рейджен рванул с места и погнал по узкой полоске. Благополучно добравшись до конца, он развернулся и поехал обратно. А потом мчался по шоссе, что-то кричал под рев мотора, плакал, и слезы катились по его щекам, сдуваемые встречным ветром.</p><p></p><p>Рейджен вернулся домой, и ему приснился сон, что в него стреляли и он умирал на мосту, потому что Учитель растерялся и позволил им всем умереть.</p><p></p><p>Глава двадцать вторая</p><p>1</p><p>В понедельник, 17 сентября, в день слушания, когда писатель шел по коридору отделения интенсивной терапии и увидел ожидавшего его Билли, по улыбке, ясному взгляду и кивку головы стало ясно, что перед ним вновь стоит Учитель. Они с удовольствием пожали друг другу руки.</p><p></p><p>– Рад встрече, – сказал писатель. – Давно не виделись, а?</p><p></p><p>– Много всего случилось за это время.</p><p></p><p>– Тогда поговорим? Пока не пришли Голдсберри и Томпсон.</p><p></p><p>Они вошли в небольшую комнату, и Учитель рассказал писателю о покушении, о «распаде», о том, что Аллен арендовал спортивную машину, чтобы уехать в Лексингтон лечиться у доктора Уилбур, как только судья отзовет решение о виновности.</p><p></p><p>– Кто говорил со мной весь этот месяц, выдавая себя за Учителя?</p><p></p><p>– Аллен, – признался Миллиган. – Извините. Артур сказал, что вы расстроитесь, узнав, что я опять «распался». Эмоции других обычно его не касаются. Я думаю, на трезвость ума Артура повлияло покушение.</p><p></p><p>Они беседовали, пока не пришли Голдсберри и Томпсон, а потом все вместе поехали в Ланкастер, в суд округа Фэрфилд.</p><p></p><p></p><p>Голдсберри и Томпсон предъявили суду письменные показания под присягой, которые дали доктора Джордж Хардинг, Корнелия Уилбур, Стелла Кэролин и Дэвид Кол, а также психолог Дороти Тернер. Все они единогласно заявили, что «с точки зрения медицины есть уверенность», что Билли Миллиган при нападениях в придорожных местах отдыха и при ограблении аптечного магазина Грея в декабре 1974 года и в январе 1975 года был психически больной множественной личностью. Они считали, что в то время он, вероятно, был не в состоянии помогать адвокату Джорджу Келлнеру в своей защите.</p><p></p><p>Окружной прокурор Фэрфилда, мистер Льюз, вызвал только доктора Гарольда Т. Брауна, который показал под присягой, что он лечил Билли, когда тому было пятнадцать лет, и поместил его в государственную клинику в Коламбусе на три месяца. Он сказал, что в свете последних достижений медицины изменил бы поставленный им тогда диагноз «истерический невроз с пассивно-агрессивными проявлениями» на новый диагноз: «диссоциативное нарушение с возможной множественностью личности». Однако Браун показал на суде, что он был направлен прокурором в Афины, чтобы побеседовать с Билли, и во время этого визита Билли Миллиган казался сознающим свои поступки. Браун сказал, что Миллиган в действительности мог и не быть множественной личностью, поскольку множественные личности не предполагают знание о поступках других «я».</p><p></p><p>Когда они вышли из зала суда, Голдсберри и Томпсон были настроены оптимистически, и Билли был в приподнятом настроении. Он был уверен, что судья Джексон посчитает показания четырех весьма уважаемых психиатров и психолога более весомыми, чем показания доктора Брауна.</p><p></p><p>Судья сказал журналисту, что через две недели он примет решение.</p><p></p><p></p><p>18 сентября, видя, как Билли волнуется после возвращения из Ланкастера, и зная о его страхе подвергнуться новому нападению, доктор Кол дал ему отпуск. Билли понимал, что в доме сестры, как и в клинике, он будет легкой мишенью. Поэтому было решено, что он остановится в придорожном мотеле Хокинг-Вэлли, в соседнем городке Нельсонвилле. Он возьмет мольберт, краски, холст и спокойно порисует.</p><p></p><p>Билли зарегистрировался в мотеле под вымышленным именем и постарался расслабиться. Однако напряжение было слишком велико. Рисуя, он слышал голоса. Проверив комнату и зал, он решил, что это в его голове – его собственные голоса. Он попытался не слушать их, сконцентрировавшись на работе кистью, но голоса не умолкали. Это не был Рейджен или Артур. Он сразу узнал бы их по акценту. Наверно, это были «нежелательные». Неужели с ним снова что-то не так? Он не мог работать, не мог спать, боялся вернуться к Кэти или в Афины.</p><p></p><p>В среду он позвонил Майку Рупу и попросил его приехать. Когда Руп приехал и увидел, как Билли нервничает, он позвонил доктору Колу.</p><p></p><p>– Все равно у вас ночное дежурство, – сказал Кол. – Оставайтесь с ним сегодня, а завтра возвращайтесь вместе.</p><p></p><p>В присутствии Майка Рупа Билли успокоился. Они выпили немного в баре, и Билли рассказал о своей надежде – лечиться у врача Сивиллы.</p><p></p><p>– Я лягу в клинику на пару недель, пока доктор Уилбур не скажет, что я могу жить в квартире один. Мне кажется, я смогу, потому что, даже когда у меня возникают трудности, я в состоянии действовать. Потом я начну лечиться и буду выполнять все ее рекомендации.</p><p></p><p>Руп слушал, как он говорил о своих планах на будущее, о новой жизни, которая его ждет, если судья Джексон реабилитирует его в Ланкастере. Они проговорили всю ночь и заснули только под утро. В четверг, после позднего завтрака, поехали обратно в клинику.</p><p></p><p>Билли сидел в холле и думал о том, что он уже ничего не может делать как следует. Он чувствовал себя тупицей, потому что терял все, что давали ему его другие личности: ум Артура, силу Рейджена, красноречие Аллена, знание электроники, которые имел Томми. Он чувствовал, что все больше и больше глупеет, ему становилось все труднее. Им овладевали подавленность и страх; шумы в голове усилились, цвета стали невыносимо яркими. Захотелось пойти в свою комнату, броситься на кровать и кричать, кричать, кричать…</p><p></p><p></p><p>На следующий день, когда Ванда Пенкейк заканчивала свой ланч в кафетерии, ее приятель вскочил со стула и подбежал к окну. Ванда повернулась и посмотрела в окно, пытаясь сквозь пелену дождя разглядеть, что такое он там увидел.</p><p></p><p>– Я видел кого-то, – сказал он, указывая на окно. – Парень в коричневом плаще бежал по мосту на Ричленд-авеню, а потом спрыгнул с моста.</p><p></p><p>– Где?</p><p></p><p>Она встала на цыпочки, вытянувшись, но ничего не увидела сквозь залитое дождем стекло – лишь машину, стоящую на мосту. Из нее вышел водитель, посмотрел через парапет, вернулся к машине, потом опять подошел к парапету и стал смотреть вниз, словно следил за кем-то или за чем-то там, внизу. Ванде стало нехорошо.</p><p></p><p>– Пойду-ка гляну, где там Билли.</p><p></p><p>Она осмотрела все отделение, спрашивая персонал, пациентов, – никто его не видел; потом проверила его комнату. Коричневого плаща в шкафу не было. Шарлотта Джонсон, заведующая секцией, пришла на сестринский пост и сказала, что ей позвонил один служащий, который был в это время в городе и видел Билли на Ричленд-авеню.</p><p></p><p>Доктор Кол появился из кабинета. Ему позвонили, что видели Билли на мосту. Все закричали разом. Они не хотели, чтобы за ним пошли охранники, потому что форма напугает Билли.</p><p></p><p>– Я пойду, – сказала Ванда, схватив пальто.</p><p></p><p>Охранник Клайд Барнхарт довез ее до моста. Она спустилась вниз и стала смотреть под мостом, среди труб. Потом пошла вдоль берега, оглядываясь по сторонам. Ничего. Вернувшись, Ванда увидела водителя той машины и удивилась, что он еще здесь.</p><p></p><p>– Вы видели парня в коричневом плаще? – спросила она.</p><p></p><p>Он показал на университетский Конференц-холл, стоящий неподалеку. Охранник подвез ее к этому современному зданию из кирпича и стекла, в форме именинного торта, украшенного куполом.</p><p></p><p>– Вот он! – Барнхарт указал на бетонную галерею, опоясывающую здание на уровне четвертого этажа.</p><p></p><p>– Ждите здесь, – сказала ему Ванда. – Я сама поговорю.</p><p></p><p>– Не входите с ним в здание, не оставайтесь наедине, – предупредил Барнхарт.</p><p></p><p>Ванда взбежала по пандусу и увидела Билли. Он ходил от двери к двери, пытаясь войти в здание.</p><p></p><p>– Билли! – крикнула она, сбегая с пандуса на галерею. – Постой!</p><p></p><p>Он не отвечал. Она попробовала другие имена:</p><p></p><p>– Денни! Аллен! Томми!</p><p></p><p>Он не обращал на нее внимания, быстро передвигаясь по галерее и пробуя открыть одну дверь за другой, пока наконец не нашел открытую дверь и исчез внутри здания. Ванда никогда не бывала внутри комплекса. Испугавшись, не зная, чего от него ждать, и не понимая, почему вообще Билли оказался здесь, она кинулась за ним и догнала у подножия лестницы. Он уже начал подниматься по крутой лестнице. Ванда осталась стоять внизу.</p><p></p><p>– Спускайся, Билли.</p><p></p><p>– Иди к черту, какой я тебе Билли!</p><p></p><p>Она никогда раньше не видела, чтобы он жевал жвачку, но сейчас он жевал, громко и быстро, чавкая при этом.</p><p></p><p>– Кто же ты? – спросила она.</p><p></p><p>– Стив.</p><p></p><p>– Что ты здесь делаешь?</p><p></p><p>– Не видишь, что ли? Хочу подняться наверх.</p><p></p><p>– Зачем?</p><p></p><p>– Прыгать буду.</p><p></p><p>– Спускайся вниз, Стив, давай поговорим.</p><p></p><p>Билли не спускался, хотя она пыталась урезонить его. Это было бесполезно. Ванде показалось, что он хочет покончить с собой. Она заметила, насколько он изменился: дерзкие манеры, высокий голос, быстрая речь, самоуверенность на лице и в тоне.</p><p></p><p>– Я пойду в ванную, – сказал он и прошел в дверь туалета.</p><p></p><p>Ванда бросилась к выходу, выбежала на край дорожки посмотреть, там ли Клайд с машиной. Охранника не было. Вернувшись в здание, она увидела, что Стив вышел из туалета и вошел в другую дверь. Она хотела войти за ним, но он заперся изнутри. Ванда увидела на стене телефон, набрала номер клиники и попросила доктора Кола.</p><p></p><p>– Я не знаю, что делать, – сказала она. – Теперь он Стив и говорит, что хочет убить себя.</p><p></p><p>– Успокойте его, – велел Кол. – Скажите, что все будет хорошо. Скажите ему, что не будет так плохо, как он думает. Он сможет поехать в Кентукки лечиться у доктора Уилбур. Скажите ему, чтобы он вернулся.</p><p></p><p>Ванда повесила трубку и подошла к двери – стучала, звала:</p><p></p><p>– Стив! Открой дверь! Доктор Кол говорит, что ты поедешь в Кентукки!</p><p></p><p>Через некоторое время проходящий мимо студент открыл дверь. Ванда увидела, что та ведет в узкий круговой коридор. Она бросилась в коридор, на бегу заглядывая в кабинеты и холлы, чувствуя себя словно на карусели в кошмарном сне.</p><p></p><p>«Не могу найти его. Ищи. Продолжай».</p><p></p><p>Пробегая мимо двух беседующих студентов, Ванда крикнула:</p><p></p><p>– Вы не видели здесь парня? Высокого, в коричневом мокром плаще.</p><p></p><p>Один из них показал:</p><p></p><p>– Вроде бы туда пошел…</p><p></p><p>Она продолжала бежать по этому кругу, время от времени проверяя двери, выходящие на улицу, на случай, если он вдруг вышел из здания. Наконец она увидела Миллигана на внешней галерее.</p><p></p><p>– Стив! – закричала Ванда. – Подожди минутку! Мне надо поговорить с тобой!</p><p></p><p>– Не о чем нам говорить.</p><p></p><p>Ванда обежала его и встала между ним и бетонной балюстрадой, чтобы не дать ему прыгнуть.</p><p></p><p>– Доктор Кол говорит, чтобы ты вернулся.</p><p></p><p>– Да пошел он, этот толстобрюхий сукин сын!</p><p></p><p>– Он говорит, что все не так плохо, как ты думаешь.</p><p></p><p>– Уж куда там. Черта с два!</p><p></p><p>Он ходил взад-вперед, с ожесточением жуя резинку.</p><p></p><p>– Доктор Кол говорит, что ты сможешь поехать в Кентукки и доктор Уилбур поможет тебе.</p><p></p><p>– Сам он псих, и другие психиатры не лучше! Болтают какую-то чепуху о множественной личности! Это же бред. Дурака из меня делают.</p><p></p><p>Он сдернул с себя мокрый плащ, растянул его на большом оконном стекле и размахнулся кулаком, чтобы разбить окно. Ванда кинулась к нему, поймала за руку и повисла на ней, чтобы он не вывернулся. Она знала, что стекло ему нужно, чтобы зарезаться, хотя оно было очень толстым и его трудно было разбить. Скорее он сломал бы руку. Ванда прилипла к Миллигану, а тот старался стряхнуть ее.</p><p></p><p>Пока они боролись, Ванда старалась уговорить его вернуться, но Стив ничего не слышал. Намокнув от него и замерзнув, она наконец сказала:</p><p></p><p>– Слушай, я устала. Выбирай: или идешь со мной, или получишь по яйцам.</p><p></p><p>– Ты не сделаешь этого, – недоверчиво протянул Стив.</p><p></p><p>– Сделаю, – сказала она, не отпуская его руки. – Считаю до трех. Если не пойдешь со мной в клинику, я тебя ударю.</p><p></p><p>– Но я с женщинами не дерусь.</p><p></p><p>– Раз… два…</p><p></p><p>Ванда отвела колено для удара, Миллиган скрестил ноги, чтобы защититься.</p><p></p><p>– Ведь ты не ударишь, да?</p><p></p><p>– Ударю.</p><p></p><p>– Все равно я сделаю это, – сказал он. – Пойду наверх.</p><p></p><p>– Нет, не пойдешь. Не пущу!</p><p></p><p>Миллигану все-таки удалось освободиться, и он побежал к бетонной балюстраде. До земли было три пролета. Когда он добежал до края, Ванда рванулась к нему, одной рукой схватила за шею, другой за пояс и прижала к бетону, разорвав рубашку. В этот момент в нем словно что-то щелкнуло: Билли стал слабеть, опустился на пол, его взгляд остановился. Ванда поняла, что перед ней уже кто-то другой. Он заплакал, весь дрожа.</p><p></p><p>«Испугался», – подумала она, уже догадавшись, кто это.</p><p></p><p>Ванда обняла его и сказала, что беспокоиться не о чем:</p><p></p><p>– Все будет хорошо, Денни.</p><p></p><p>– Меня выпорют, – хныкал он. – Шнурки развязались, ботинки в грязи, все мокрое. Рубашку порвал.</p><p></p><p>– Хочешь пройтись со мной?</p><p></p><p>– Да.</p><p></p><p>Ванда подняла с пола его плащ, накинула на Денни и повела по дорожке к фасаду здания. Сквозь деревья была видна клиника на холме. Наверное, Миллиган часто видел оттуда это круглое здание.</p><p></p><p>Внизу на стоянке она нашла машину охранника: дверцы открыты, внутри никого.</p><p></p><p>– Хочешь посидеть в машине? Не стоять же под дождем.</p><p></p><p>Он попятился.</p><p></p><p>– Все нормально, Денни, это машина охраны. Клайд за рулем, ты его знаешь. Он ведь тебе нравится?</p><p></p><p>Денни кивнул и хотел сесть на заднее сиденье, но, увидев зарешеченное заднее стекло, напомнившее ему клетку, отпрянул и задрожал.</p><p></p><p>– Ладно, – сказала Ванда, понимая, что его беспокоит. – Мы оба можем сесть на передние сиденья и подождать, пока придет Клайд и отвезет нас.</p><p></p><p>Он тихо сел возле нее, оцепенело разглядывая свои мокрые брюки и грязные ботинки. Ванда оставила дверцы открытыми и включила фары, как сигнал, что они в машине. Вскоре на пандусе показался Клайд с Нормой Дишонг.</p><p></p><p>– Я вернулся в клинику и привез ее, – объяснил Клайд. – Мы были внутри, искали вас с Билли.</p><p></p><p>– Это Денни, – сказала Ванда. – С ним все в порядке.</p><p></p><p>2</p><p>Во вторник, 25 сентября, медсестра Пэт Перри наблюдала, как Билли разговаривал в холле с Гасом Холстоном. Холстон поступил несколько недель тому назад. Он и Билли знали друг друга по Ливанской тюрьме. Мимо прошли Лори и Марша, заигрывая с молодыми людьми. Лори, которая никогда не скрывала своей симпатии к Билли, теперь сделала вид, что интересуется Холстоном, чтобы заставить Билли ревновать. Сестра Перри, чьей больной была Лори, знала, что девушка влюбилась в Билли с момента его появления в клинике. Симпатичная, не особенно умная, она преследовала Миллигана, писала ему записки и сообщала персоналу, чем именно она и Билли когда-нибудь займутся. Лори даже распустила слух, что они собираются пожениться.</p><p></p><p>Со своей стороны, Билли никогда не обращал на нее особого внимания. Самый широкий жест, который он позволил, это дал Лори и Марше в начале недели пятьдесят долларов, когда они сказали ему, что у них нет ни гроша. За это они забрали в типографии его наклейки «Обнимите сегодня своего ребенка» и передали их в город.</p><p></p><p>Эйлин Мак-Клеллан, дневная медсестра Билли, была в тот день выходная, и за ним наблюдала ее сменщица, Кэтрин Гиллот.</p><p></p><p>Вскоре после того, как заботливая Гиллот заступила на дежурство, Билли спросил ее, можно ли ему прогуляться.</p><p></p><p>– Надо спросить у доктора Кола, – сказала она, – я сама не могу разрешить.</p><p></p><p>Билли ждал в комнате с телевизором, пока она консультировалась у доктора Кола, который решил поговорить с Билли. После нескольких вопросов о его настроении они решили, что он может погулять вместе с Гасом Хол стоном.</p><p></p><p>Через полчаса Билли и Гас вернулись, потом пошли опять прогуляться. Когда Билли вернулся во второй раз, около шести часов, Гиллот была занята приемом нового пациента, но услышала, как Билли сказал:</p><p></p><p>– Та девушка кричала.</p><p></p><p>Она поняла, что это говорил не Билли. Голос был Дэвида.</p><p></p><p>– Что ты сказал?</p><p></p><p>– Ее обидят.</p><p></p><p>Гиллот последовала за ним в холл.</p><p></p><p>– О чем ты говоришь?</p><p></p><p>– Там была девушка. Я слышал, как девушка кричала где-то, когда я был на улице.</p><p></p><p>– Какая девушка?</p><p></p><p>– Не знаю. Их было две. Одна сказала Гас/у, чтобы он отвел меня назад, потому что я мешал.</p><p></p><p>Гиллот понюхала его дыхание, думая, не выпил ли он, но дыхание было чистым. Несколько минут спустя ее позвали снизу. Миссис Гиллот спустилась вниз и увидела охранника, вводящего Маршу. Она отвела Маршу наверх, в ее комнату. От Марши пахло ликером.</p><p></p><p>– Где Лори? – спросила Гиллот.</p><p></p><p>– Не знаю.</p><p></p><p>– Где ты была?</p><p></p><p>– Не знаю.</p><p></p><p>– Ты выпила?</p><p></p><p>Марша опустила голову. Ее поместили в первое отделение – женское отделение строгого режима. Тем временем Билли переключился с Дэвида на Денни. Он разволновался, увидев Маршу одну, и выбежал из здания, чтобы найти отсутствующую Лори. Гиллот, тяжело дыша, побежала за ним. К тому времени, как она догнала его, охранник Гленн уже привел Лори. Он рассказал Гиллот, что девушку рвало, она лежала на траве лицом в рвоте.</p><p></p><p>– Она могла подавиться, – сказал он.</p><p></p><p>Гиллот видела, что Денни беспокоился о девушках. Она слышала, как в коридоре люди шептали слово «изнасиловали», но чувствовала, что никто из молодых людей не был достаточно долго на улице, чтобы что-то сделать с Лори или с Маршей. Она просто не верила этому. Когда в одиннадцать часов вечера она ушла, казалось, все успокоилось: обе женщины находились в первом отделении, Миллиган и Холстон спали в своих комнатах.</p><p></p><p></p><p>Когда Пэт Перри пришла утром на работу, слух уже разнесся по отделению и по всей клинике. Двух девушек нашли на холме, пьяных и без сознания. Одежда на Лори была разорвана. Кто-то сказал, что она жаловалась, будто ее изнасиловали.</p><p></p><p>В это же время Билли и Гас Холстон были на прогулке, и подозрение пало на них. Но почти все на отделении интенсивной терапии считали, что никакого изнасилования не было.</p><p></p><p>Вызвали полицию – для расследования прибыл наряд дорожных патрульных. Полицейские потребовали временно закрыть отделение, чтобы все мужчины были на месте для опроса. Доктор Кол поговорил с некоторыми из персонала. Билли и Холстон еще не проснулись. Вставал вопрос: кто скажет Билли об обвинениях против него и Холстона? Пэт Перри видела, что сам доктор не хочет этого делать. Все остальные тоже отказались. Перри не дежурила в тот день прошлой весной, когда Гейджен взорвался, угрожая санитарам осколком разбитого стакана, но другие помнили и боялись, что может случиться то же самое, когда Билли услышит новости.</p><p></p><p>Прежде чем говорить с каждым из них, доктор Кол запер дверь отделения. Холстон проснулся первый, и доктор Кол сказал ему, в чем его обвиняют. Потом он пошел к Билли и сказал ему то же самое.</p><p></p><p>Оба парня сначала удивились и даже обиделись, услышав такие обвинения, но время шло, и воз.буждение их росло. Они стали испытывать страх, что их отправят в Лиму, что за ними придут из ФБГ, что их опять посадят в Ливанскую тюрьму.</p><p></p><p>Весь день их старались успокоить. Персонал был рассержен этими нелепыми обвинениями. Ванда Пенкейк и Пэт Перри уверяли Холстона и Билли, что никто их не увезет. Но обе знали, что все это они говорят не Билли. Это был кто-то другой. Ванда была уверена, что это Стив.</p><p></p><p>В тот же день Пэт Перри дала Билли большую дозу амитала, стараясь держать его под контролем. В час дня он уснул. Казалось, все хорошо. Но в два часа дня оба парня опять заволновались. Билли переключался со Стива на Дэвида, который все время плакал. Потом он опять становился грубым и вместе с Холстоном мерил комнату шагами, раздражаясь, если кто-то подходил к ним. Каждый раз, когда звонил телефон, Билли вскакивал и говорил:</p><p></p><p>– Они идут за мной.</p><p></p><p>Билли и Хол стон прошли к задней закрытой двери – пожарному выходу. Загородились столами и стульями, потом сняли с себя ремни и обмотали ими кисти.</p><p></p><p>– Я не хочу, чтобы кто-нибудь к нам подходил, – сказал Стив. – Иначе мы выломаем заднюю дверь.</p><p></p><p>Он взял стул в левую руку, держа его, как укротитель львов. Персонал понял, что ситуация выходит из-под контроля, поэтому была вызвана команда экстренной помощи. Пэт Перри услышала это по громкой связи. Она ожидала, что через некоторое время увидит восемь – десять охранников и санитаров из других отделений, которые придут на помощь.</p><p></p><p>– Бог ты мой! – воскликнула она, когда распахнулась дверь.</p><p></p><p>Там стояла целая толпа: охранники, санитары, сиделки, старшие врачи, люди из отделения психологии, которым здесь вообще нечего было делать, и из гериатрического отделения, которые никогда бы не пришли по кодовому сигналу, – всего около тридцати человек. Как будто все они только и ждали сигнала. Пэт подумала: «Словно зверя отлавливают».</p><p></p><p>Пэт и Ванда стояли рядом с Билли и Холстоном, которые не пытались причинить им вред. Но когда приблизилась толпа мужчин, парни стали размахивать стульями и угрожающе показывать кулаки, обмотанные ремнями.</p><p></p><p>– Не поеду в Лиму! – кричал Стив. – Ну надо же, все шло нормально, так нет, опять меня обвиняютв том, чего я не делал! Теперь мне никогда отсюда не выбраться. Никакой надежды.</p><p></p><p>– Билли, послушай меня, – сказал Кол. – Так нельзя. Успокойся, пожалуйста.</p><p></p><p>– Если только вы сунетесь, вышибем дверь, возьмем машину и уедем!</p><p></p><p>– Ты не прав, Билли. Такое поведение тебе не поможет. Тебя обвинили в этом деле, и все может плохо кончиться. Но так себя вести нельзя. Мы это так не оставим.</p><p></p><p>Билли отказался его слушать. Тогда его попытался уговорить старший психолог Дэйв Малависта:</p><p></p><p>– Послушай, Билли. Мы когда-нибудь допускали, чтобы с тобой что-то случилось? Мы так много времени потратили на то, чтобы изучить твой случай, так неужели ты думаешь, что мы позволим забрать тебя? Мы хотим помочь тебе, а не сделать хуже. Персонал не верит всей этой чепухе. У нас зарегистрировано время вашего отсутствия и время отсутствия девушек. Расследование закончится в твою пользу.</p><p></p><p>Билли опустил стул на пол и вышел из угла. Он успокоился, и люди ушли из отделения. Но вскоре Билли опять начал плакать. АХолстон продолжал демонстрировать враждебность. Он неистовствовал, кричал, что его увезут, чем еще больше расстраивал Билли.</p><p></p><p>– Для нас все потеряно, – сказал Холстон. – Меня и раньше обвиняли несправедливо. Вот подожди, они еще подберутся к нам исподтишка. Увезут отсюда, и глазом моргнуть не успеешь.</p><p></p><p>Персонал никогда так не нервничал. Все чувствовали: что-то должно случиться.</p><p></p><p></p><p>В три часа пополудни заступила новая смена, вместо молодых сестер пришли постарше – Эйлин МакКлеллан и Кэтрин Гиллот. Миссис Гиллот удивилась, услышав о расследовании по поводу изнасилования. Предупрежденная утренней сменой, она старалась успокоить обоих парней. Но время шло, и они опять занервничали, снова начался разговор о допросе и тюрьме, угрозы порвать телефонные провода, если кто-нибудь захочет позвать охрану, и выломать дверь на пожарную лестницу, если кто-нибудь придет за ними.</p><p></p><p>– Не хочу, чтобы все так кончилось, – сказал Билли. – Лучше умереть.</p><p></p><p>Гиллот сидела, разговаривая с Билли. Он попросил ее дать ему амитал. Она согласилась. Он отправился на пост за лекарством, а Гиллот отвлеклась на другого пациента.</p><p></p><p>Вдруг она услышала, как распахнулась задняя дверь, и увидела, как Г ас Холстон и Билли Миллиган убегают по пожарной лестнице. Дежурная медсестра второй раз за день дала кодовый сигнал.</p><p></p><p>Вскоре какая-то медсестра позвонила и попросила Кэтрин Гиллот спуститься на третий этаж. Билли у них, и он просит позвать ее. Когда Гиллот пришла на третий этаж, она увидела, что четверо мужчин прижали Билли к полу перед лифтом.</p><p></p><p>– Кэтрин, – сказал он, – помогите мне. Не позволяйте им сделать со мной что-нибудь. Если они меня свяжут, придет Челмер.</p><p></p><p>– Нет, Денни. Челмер не придет сюда. Ты можешь сам пойти в свою комнату. Ты убежал из клиники. Ты сбежал, понимаешь? Поэтому тебя поймали и держат.</p><p></p><p>Он заплакал:</p><p></p><p>– Попросите их, чтобы они меня отпустили.</p><p></p><p>– Можете его отпустить, – сказала она мужчинам.</p><p></p><p>Охранники не спешили его отпускать, не зная, чего ожидать.</p><p></p><p>– Все нормально, – сказала Гиллот. – Он пойдет со мной. Да, Денни?</p><p></p><p>– Да.</p><p></p><p>Кэтрин отвела Билли в изолятор пятого отделения. Нужно было забрать у него личные вещи, но Билли не хотел отдавать ей шейное украшение с наконечником стрелы на нем.</p><p></p><p>– Вынь все из карманов. Дай мне твой кошелек, я его уберу.</p><p></p><p>В кошельке было довольно много денег.</p><p></p><p>Санитару отделения не терпелось поскорее запереть Миллигана, и он крикнул:</p><p></p><p>– Выходи, Кэтрин, а то запру тебя вместе с ним!</p><p></p><p>Она поняла, что все очень боятся парня.</p><p></p><p>Вскоре после того как Кэтрин вернулась в свое отделение, позвонила медсестра и сказала, что в изоляторе с Миллиганом что-то происходит. Он закрыл матрасом смотровое окно, чтобы в него не заглядывали, и персонал боится открыть дверь, чтобы посмотреть, что он делает. Не спустится ли она опять?</p><p></p><p>Кэтрин взяла с собой санитара, которого Билли знал, и крикнула через дверь изолятора:</p><p></p><p>– Это Кэтрин. Мне нужно войти к тебе. Не бойся.</p><p></p><p>Они вошли. Билли издавал булькающие, захлебывающиеся звуки. Наконечник стрелы был сорван с украшения и исчез. Разорванная цепочка валялась на полу.</p><p></p><p>Доктор Сэмми Михаэле приказал перевести Билли в комнату с кроватью, но когда в изолятор вошли люди, он им не дался. Потребовалось несколько человек, чтобы перевести его.</p><p></p><p>Миссис Гиллот осталась с ним в новой комнате. Она дала Билли выпить несколько чашек воды, и через несколько минут он выплюнул наконечник стрелы. Сестра сделала ему укол, Гиллот поговорила с ним еще некоторое время, заверив его, что придет опять, когда он немного отдохнет. Она ушла к себе на отделение, думая о Билли. Парень явно был перепуган.</p><p></p><p>На следующее утро, когда Ванда, Пэт Перри и Майк Руп заступили на дежурство, они узнали, что Билли и Хол стон переведены на пятое отделение. Руп хотел навестить Билли, но с пятого отделения поступило сообщение, что Миллиган теперь их пациент и посещения сотрудников отделения интенсивной терапии запрещены.</p><p></p><p>Когда позвонила сестра Билли, Кэти, ей сказали, что случилась неприятность и Билли перевели на мужское отделение строгого режима. Билли не отпустят на ее свадьбу, которая намечена на завтра.</p><p></p><p></p><p>Эта история стала известна газетам. 3 октября 1979 года в «Коламбус ситизен джорнал» появилась статья:</p><p></p><p>«ПОЛИЦИЯ ВЫЯСНИЛА, ЧТО МИЛЛИГАН ФИНАНСИРОВАЛ ВЕЧЕРИНКУ</p><p></p><p><em>Мнение Стинциано</em></p><p></p><p>По мнению члена Законодательного собрания штата, Уильям С. Миллиган, так называемый насильник с множеством личностей, был одним из четырех пациентов, принимавших участие на прошлой неделе в распитии спиртных напитков на территории Афинского центра психического здоровья.</p><p></p><p>Как заявил конгрессмен-демократ от округа Коламбус Майк Стинциано, полицейское расследование показало, что это Миллиган дал двум пациенткам деньги, чтобы те купили ликер. Затем женщины, Миллиган и еще один пациент устроили вечеринку…</p><p></p><p>Как сказал конгрессмен, данная история означает, что “в Центре ослаблен контроль над дисциплиной”.</p><p></p><p>“Как я понимаю, в отчете полиции не будет доказательств того, что женщины были изнасилованы, – сказал в среду Стинциано. – Но там будет сказано, что Миллиган дал женщинам деньги, чтобы те купили ликер. Они ушли с территории клиники, купили спиртное и вернулись с ним…”</p><p></p><p>В пятницу лейтенант Ричард Уилкокс, начальник следственного отдела, сказал, что тесты на предмет изнасилования или интоксикации еще не завершены и не будут опубликованы до конца расследования.</p><p></p><p>Стинциано заявил, что источники, сообщившие ему о вечеринке, вполне надежны».</p><p></p><p>В тот же день писателю разрешили посетить пятое отделение. Миллиган не узнавал его, пока писатель не подсказал ему.</p><p></p><p>– Ах да, – сказал он с отсутствующим выражением лица, – вы тот парень, с которым говорил Билли.</p><p></p><p>– Кто ты? – спросил писатель.</p><p></p><p>– Не знаю, – пожал плечами Миллиган.</p><p></p><p>– Как тебя зовут?</p><p></p><p>– Похоже, у меня нет имени.</p><p></p><p>Они поговорили немного, хотя Миллиган не понимал, что с ним случилось. Были долгие периоды молчания, пока писатель ждал появления одной из известных ему личностей, чтобы получить нужную информацию. Через некоторое время «безымянный» сказал:</p><p></p><p>– Ему больше не разрешат рисовать. Остались две картины, и кто-нибудь их уничтожит, если они останутся здесь. Заберите их, если они нужны для вашей книги.</p><p></p><p>Миллиган вышел из комнаты и вернулся с двумя холстами. Одна картина, без подписи, осталась не закончена. Это была мрачная картина ночи: черные деревья на фоне синего неба, черный сарай и извилистая дорога. На другом холсте – яркий красочный пейзаж, подписанный: «Томми».</p><p></p><p>– Так ты Томми? – спросил писатель.</p><p></p><p>– Я не знаю, кто я.</p><p></p><p>3</p><p>На следующее утро Алан Голдсберри получил повестку явиться в Окружной суд по гражданским искам в Афинах, к судье Роджеру Дж. Джоунсу.</p><p></p><p>Помощник генерального прокурора Дэвид Белинки ходатайствовал от имени штата Огайо перевести Миллигана в Лиму, в клинику для душевнобольных преступников. Гаса Холстона должны были вернуть в Ливанскую тюрьму.</p><p></p><p>Голдсберри обратился к судье Джоунсу с просьбой дать ему время переговорить со своим клиентом.</p><p></p><p>– Я убежден, что мистер Миллиган имеет право знать о требовании прокурора и согласно параграфу 5122.20 имеет право потребовать немедленного слушания. Поскольку он не был поставлен в известность, я хочу от его имени заявить, что он имеет право присутствовать на слушании. Мне кажется, его собираются лишить этой возможности.</p><p></p><p>Судья не согласился, и Белинки вызвал в качестве единственного свидетеля Расселла Креминса, начальника охраны в Афинском центре психического здоровья.</p><p></p><p>– Мистер Креминс, вы знаете о каких-либо оскорблениях действием, нанесенных Миллиганом кому-либо из персонала клиники и имевших место в последнее время?</p><p></p><p>– Да. У меня есть рапорты от… от одного человека, М. Уилсона, санитара клиники, а также от офицера Клайда Барнхарта, дежурившего в тот вечер. Дата этого инцидента – двадцать шестое сентября тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Меня беспокоит надежность содержания мистера Миллигана в изоляторе, где он сейчас находится.</p><p></p><p>– Как лицо, отвечающее за безопасность, уверены ли вы в том, что сможете задержать мистера Миллигана в случае попытки к бегству?</p><p></p><p>– Да, охрана сможет задержать его.</p><p></p><p>– Имеете ли вы точные сведения о том, что случилось в день побега? – спросил Белинки.</p><p></p><p>– Да, имею. Мистер Миллиган и другой пациент, мистер Гас Холстон, взломали дверь приемного покоя, где они проходили лечение. Стулом был сбит замок с двери на пожарную лестницу, и они побежали вниз. Миллиган и Холстон побежали на стоянку, где у Миллигана была машина, он открыл дверцу и хотел сесть в машину…</p><p></p><p>По его словам, Миллигану не дали сесть в машину, тогда Миллиган и Холстон побежали к холму. Троим охранникам удалось поймать Миллигана и вернуть его в пятое отделение.</p><p></p><p>Выслушав показания Креминса, судья Джоунс удовлетворил ходатайство генеральной прокуратуры отослать Миллигана в Лиму.</p><p></p><p>4 октября 1979 года, в два часа дня, на Билли надели наручники и, не дав ему времени ни с кем попрощаться, кроме доктора Кола, увезли его за 180 миль, в Лиму, в Государственную клинику для психически льных преступников.</p><p></p><p>Глава двадцать третья</p><p>1</p><p>5 октября 1979 года, «Коламбус диспэч»:</p><p></p><p>«ВЫСОКОЕ НАЧАЛЬСТВО ТОРОПИТСЯ С ПЕРЕВОДОМ МИЛЛИГАНА</p><p></p><p>Как стало известно из надежного источника, прямое вмешательство Департамента по проблемам психического здоровья ускорило перевод Уильяма С. Миллигана, насильника с множественной личностью, в Государственную клинику строгого режима в Лиме.</p><p></p><p>Наш источник сообщил, что приказ о переводе вышел после того, как представитель Главного управления по проблемам психического здоровья, Коламбус, штат Огайо, несколько раз звонил в Афинский центр психического здоровья, где Миллиган содержался в течение десяти месяцев.</p><p></p><p>Источник также добавил, что один звонок был от директора отдела психического здоровья Тимоти Морица… Два члена законодательного собрания штата – демократ Майк Стинциано и Клэр Болл-младшая – неоднократно заявляли, что программа лечения насильника была слишком мягкой.</p><p></p><p>В четверг и Стинциано, и Болл одобрили решение перевести Миллигана на лечение в Лиму, но Болл добавила: “Я удивляюсь лишь тому, почему его так долго не переводили?”</p><p></p><p>Стинциано сказал, что он будет продолжать следить заделом Миллигана, чтобы быть уверенным, что Миллигана не выпустят из учреждения строгого режима, пока он не перестанет представлять опасность для общества».</p><p></p><p>Через день после перевода Миллигана судья по гражданским делам в Ланкастере С. Фаррелл Джексон вынес решение по ходатайству Миллигана о снятии обвинения в ограблении аптечного магазина:</p><p></p><p>«Суд считает, что бремя доказательства безумия Уильяма С. Миллигана надень 27 марта 1975 года лежит на обвиняемом Уильяме С. Миллигане… После тщательного анализа всех доказательств суд не может считать, что 27 марта 1975 года Уильям С. Миллиган был безумен и поэтому не мог оценить ситуацию в свою пользу и осмысленно признать себя виновным. Следовательно, решение суда являлось справедливым, и ходатайство Уильяма Стэнли Миллигана об отзыве его признания виновным не может быть удовлетворено».</p><p></p><p>Голдсберри подал жалобу в апелляционный суд четвертой инстанции на основании того, что судья Джексон неправильно оценил вес показаний – мнения четырех высококвалифицированных психиатров и психолога против единственного мнения доктора Брауна.</p><p></p><p>Он подал жалобу и в Лиму, штат Огайо, в суд округа Аллен, заявляя, что его клиенту не дали возможность переговорить со своим адвокатом и что он был переведен в учреждение с более строгим режимом без надлежащего судебного процесса.</p><p></p><p>2</p><p>Неделю спустя в окружном суде округа Аллен, где арбитр должен был рассмотреть ходатайство Голдсберри о возвращении Миллигана в Афины, писатель впервые увидел Билли в наручниках. Это был Учитель. Он застенчиво улыбался.</p><p></p><p>Оказавшись в комнате наедине с Голдсберри и писателем, Учитель рассказал о своем лечении в Лиме за последнюю неделю. Доктор Линднер, директор по медицинской части, поставил диагноз «псевдопсихопатическая шизофрения» и прописал стелазин, психотропное лекарство из группы торазинов, которое только способствовало расщеплению личности.</p></blockquote><p></p>
[QUOTE="Маруся, post: 387337, member: 1"] Билли подозревал, что с ним что-то еще неладно, потому что его почти не интересовал с.екс. У него были возможности заняться сексом. Дважды, когда предполагалось, что он в выходные дни находится у сестры, на самом деле он ехал в мотели с женщинами, проявившими к нему интерес. Но оба раза, видя, как полицейские машины наблюдают за ним с дороги, Билли отказывался от этого. Он чувствовал себя провинившимся ребенком. Он стал усиленно изучать себя, наблюдая другие личности, и понял, что их влияние слабеет. В один из выходных Билли купил комплект барабанов, после того как сыграл на нем в магазине, сам изумившись своему умению. Аллен раньше играл на барабанах, но теперь эта способность передалась Учителю и даже Билли-Н. Он играл и на теноровом саксофоне, и на пианино, но барабаны казались более эмоциональными. Они возбуждали его. Когда Коламбус узнал, что в план лечения Миллигана снова внесены отпуска, возобновились и нападки на доктора Кола. Комиссии по этике штата Огайо было поручено приступить к расследованию с целью выдвинуть против Кола обвинение в ошибочных действиях при выполнении своих обязанностей. Утверждалось, что Миллиган пользуется особыми привилегиями, потому что Кол тайно пишет о нем книгу. Закон требует подачи жалобы, поэтому, прежде чем начать подобное расследование, Комиссия по этике заставила одного из своих адвокатов подать такую жалобу. Поскольку на доктора Кола стали нападать теперь уже под другим предлогом, он решил, что компрометируются его усилия по лечению пациента, а его репутация и врачебная карьера находятся под угрозой. 17 июля 1979 года он обратился в суд с исковым заявлением: «События последних месяцев, касающиеся дела Билли Миллигана, вызвали последствия, выходящие за пределы правомерности, логики и даже закона… Принятое мною решение в части лечения пациента явилось причиной большинства, если не всех, разногласий. Мое решение было поддержано всеми профессионалами, известными в данной области… Я считаю, что меня оскорбляют и подвергают нападкам, руководствуясь очень серьезными мотивами, наименьший из которых – реклама члену Законодательного собрания и материал для весьма сомнительной журналистики…» Позднее, после многих месяцев запутанной и дорогостоящей тяжбы, включающей повестки в суд, письменные показания, встречные иски и тому подобное, доктор Кол выиграл дело – выиграл, обнаружив, что все больше времени и энергии уходиту него на то, чтобы защитить себя, свою семью и деловую репутацию. Доктор мог нейтрализовать угрозы, удерживая Билли под замком, однако отказался удовлетворить эмоциональные требования законников и газетчиков, поскольку был убежден, что Билли нуждался в таком же лечении, как и любой из его пациентов. 5 В пятницу, 3 июля, Билли разрешили отнести несколько его картин в Афинский Национальный банк, который предоставил свой вестибюль для устройства выставки. Билли с энтузиазмом натягивал холсты, рисовал, вставлял картины в рамы. Много времени уходило на подготовку к свадьбе Кэти, намеченной на 28 сентября. Часть денег от продажи картин он потратил на аренду свадебного зала и даже заказал себе смокинг, с нетерпением ожидая этого праздника. Информация о выставке обошла все газеты и телеканалы Коламбуса. С одобрения своего адвоката Билли дал интервью репортерам вечерних новостей Джен Райан и Кевину Бергеру. Джен Райан он рассказал о своих картинах и о том, как ему помогает лечение в Афинском центре психического здоровья. Когда она спросила, сколько картин было нарисовано другими его личностями, Билли сказал: – В основном это совместная работа. Они – часть меня, и мне нужно научиться принимать это. Их способности – мои способности. Но теперь я отвечаю за мои собственные действия и хочу, чтобы и дальше так было. Билли рассказал ей, что выручка от его картин пойдет на оплату лечения в клинике и гонорар адвокату. Кроме того, он сделает взнос в Фонд борьбы против насилия над детьми. Рассказал он и о том, что чувствует, как разные личности постепенно сливаются в полноценного человека, и теперь может сосредоточить свое внимание на будущей работе – предотвращении насилия над детьми. – Нужно обследовать семьи, в которых воспитываются приемные дети, – сказал он, – чтобы удостовериться, что эти семьи безопасны для детей и в них хорошая атмосфера. Помимо опекунской заботы ребенку нужны внимание и любовь. В прошлом декабре Джен Райан сделала полуторачасовой документальный фильм о Билли. Сейчас она видела в нем важные изменения, и самое главное из них – отношение к обществу. Несмотря на жестокое насилие, пережитое им в детстве, теперь он с надеждой смотрел в будущее: – Я стал больше доверять нашей судебной системе. Уже нет чувства, что весь мир против меня. В шестичасовых новостях Кевин Бергер сказал, что программа лечения Миллигана в Афинском центре психического здоровья была спорной и сильно критиковалась, но у Билли теперь появилось ощущение принадлежности к обществу. – Я сейчас совсем по-другому, лучше отношусь к людям в Афинах, – говорил Билли. – Они уже не такие враждебные, потому что узнали меня. Они не боятся меня, как боялись, когда я первый раз пришел сюда. Тогда это было вызвано… другими событиями… Он сказал, что очень тщательно отобрал картины для выставки. Многие картины он не стал вывешивать, так как боялся, что, глядя на них, зрители попытаются анализировать его психику. Билли беспокоило, как люди отнесутся к его живописи. – Если они придут, – сказал он, – надеюсь, они придут смотреть на живопись, а не искать сенсации. Билли признался, что хотел бы учиться в художественной школе, чтобы совершенствовать технику, но думает, что его не примут туда из-за репутации. Может быть, когда-нибудь это изменится. Ничего, он подождет. – Я больше не бегу от реальности, – сказал он журналистке, – и это самое главное. Билли чувствовал, что персонал клиники хорошо отреагировал на вечерние новости, где было показано, как он развешивает свои картины и разговаривает с телерепортерами. Большинство из персонала стали относиться к нему лучше. Лишь немногие остались враждебны, но и те в своих записях отметили положительные сдвиги. Билли поразило, что ему даже стали рассказывать о том, что происходит на консилиумах, что именно записывается в его историю болезни. Он знал, что с тех пор, как его поместили на пятое отделение, у него наметился значительный прогресс. В субботу, 4 августа, на выходе из отделения интенсивной терапии он вдруг услышал тревожный сигнал из лифта. Лифт застрял между четвертым и пятым этажами, в нем находилась умственно отсталая девушка. Билли видел искры, слышал треск, шипение, гудение в распределительной коробке. Он понял, что произошло короткое замыкание. Несколько пациентов скопились в прихожей, девушка в лифте стала кричать, стучать в стены. Билли позвал на помощь, и с помощью одного из рабочих ему удалось рычагом открыть внешнюю дверь шахты. Кэтрин Гиллот и Пэт Перри вышли посмотреть, из-за чего такой переполох. Они видели, как Билли спустился в шахту лифта и протиснулся в кабину через люк сверху. Билли спрыгнул вниз и стал разговаривать с девушкой, чтобы успокоить ее. Они ждали, пока придет техник, обслуживающий лифты. Билли внутри лифта возился с распределительной коробкой. – Ты знаешь какие-нибудь стихи? – спросил он девушку. – Я знаю Библию. – Почитай мне псалмы, – попросил он. Когда пришел техник и лифт наконец тронулся с места, они вышли на четвертом этаже. Девушка посмотрела на Билли и спросила: – А теперь мне дадут шипучки? В следующую субботу Билли поднялся рано. Хотя он и не беспокоился о своей выставке, но переживал по поводу статьи о выставке в «Диспэч», где не забыли упомянуть – как они всегда это делали – его десять личностей, называя его «насильником с множеством личностей». Ему надо привыкнуть справляться со смешанными эмоциями. Это было новое ощущение – сбивающее с толку, но необходимое для умственной стабильности. В это утро он решил пойти в гостиницу Университета Огайо, соседнюю с территорией клиники, и купить там пачку сигарет. Он знал, что не должен курить. В былые дни только Аллен курил сигареты. Но сейчас ему нужно было покурить. Когда он полностью выздоровеет, у него будет достаточно времени, чтобы отказаться от этой привычки. Билли сошел с крыльца клиники и заметил двоих мужчин в машине напротив входа. Он подумал, что они кого-то навещают. Но когда он перешел дорогу, машина проехала мимо него. Обогнув здание, Билли снова ее увидел. Он пошел через свежескошенное поле, направляясь к пешеходному мосту через ручей, протекающий на границе территории клиники. В четвертый раз Билли увидел машину, когда она повернула на Деари-лейн, дорогу между ручьем и гостиницей, по которой он должен будет пройти после моста. Когда он ступил на мост, окно машины опустилось и из него высунулась рука с пистолетом. Кто-то крикнул: – Миллиган! Билли застыл на месте. Он распался. Рейджен мгновенно повернулся и прыгнул в ручей. Пуля просвистела мимо. Второй выстрел – опять мимо. И еще один. Рейджен схватил со дна ручья сломанную ветку, вскарабкался на берег и, пользуясь ею как дубинкой, вдребезги разнес заднее стекло машины, прежде чем она успела отъехать. Он долго стоял там, дрожа от гнева. На том мосту Учитель замер – слабый и нерешительный. Если бы не его мгновенная реакция на пятне, все они были бы уже мертвы. Рейджен медленно направился обратно в клинику, обсуждая с Алленом и Артуром, что делать. Надо сказать доктору Колу: здесь, в клинике, они представляют собой легкую мишень; в любое время Билли может быть найден убитым. Аллен рассказал об инциденте доктору Колу. Он доказывал, что сейчас более чем когда-либо были важны отпуска, потому что он должен найти место, где будет в безопасности до слушания его дела в Ланкастере, когда отменят решение о его виновности. Потом он сможет уехать из Огайо и поехать в Кентукки на лечение к доктору Корнелии Уилбур. – Важно, – сказал Артур Аллену, – чтобы никто не узнал об этом нападении. Если эти люди ничего не прочитают в газетах, это собьет их с толку. Они будут бояться, что Билли что-то готовит. – И писателю не скажем? – спросил Аллен. – Никому, черт возьми! Только доктору, – настаивал Рейджен. – Хорошо. В час дня Учитель встречается с писателем. Кто будет от нас – Учитель? – Не знаю, – сказал Артур. – Ты же видишь, Учитель ушел. Думаю, ему стыдно, что он растерялся на мосту. Иди ты, Аллен. – А что я скажу писателю? – У тебя язык хорошо подвешен, – заявил Рейджен. – Представь себе, что ты и есть Учитель. – Он сразу узнает! – Не узнает, если ты скажешь ему, что ты Учитель, – сказал Артур. – Он тебе поверит. – Ты предлагаешь соврать? – Писатель расстроится, если узнает, что Учитель опять «распался» и исчез. Они ведь подружились. И потом, мы не можем поставить под угрозу книгу. Значит, все должно идти так, как до покушения на жизнь Билли. Аллен покачал головой: – Вот уж не думал, что ты заставишь меня врать. – Если это делается с целью уберечь кого-то от беды, – сказал Артур, – тогда это не ложь. Ну, может быть, не совсем ложь. Но во время встречи писателя насторожили манеры Билли. Он казался слишком самоуверенным, говорливым и требовательным. Билли сказал, что его всегда учили ожидать худшего и надеяться на лучшее. Теперь его надежды стали диаметрально противоположными. Он был уверен, что его отошлют обратно в тюрьму. Писатель почувствовал, что перед ним не Учитель, но не был полностью уверен. Приехал адвокат Билли, Алан Голдсберри, и писатель почувствовал, что это Аллен объясняет адвокату, почему он хочет составить завещание, оставив все своей сестре: – В школе был один забияка, вечно лез ко мне. Однажды он хотел побить меня, но не стал. Позднее я узнал, что Кэти отдала ему свои последние двадцать пять центов, чтобы он меня не трогал. Я этого никогда не забуду. В те выходные у Кэти Денни и Томми рисовали на стене, а Аллен с беспокойством думал о предстоящем судебном слушании в Ланкастере. Если его оправдают и доктор Кол пошлет его в Кентукки, он знал, что доктор Уилбур ему поможет. Ачто, если судья Джексон не оправдает его? Что, если ему предстоит провести остаток своей жизни в клиниках для психических больных и в тюрьмах? Администрация штата посылала в клинику счета за его лечение, свыше ста долларов за день. Они хотели отнять все его деньги, хотели, чтобы он сломался. В субботнюю ночь Миллиган никак не мог уснуть. Около трех утра Рейджен вышел на улицу, тихо вывел мотоцикл из дома. В долину пробирался туман. До рассвета он хотел проехаться, лучше всего в сторону дамбы Логан. Больше всего он любил ночной туман – самый густой туман в самой темной ночи: где-нибудь в чаще леса или на берегу озера, когда передний план словно уходит в никуда. Три часа утра было его любимым временем. Доехав до верхнего края дамбы – узкой кромки, на которой могло поместиться только колесо мотоцикла, он выключил фару. Отражение света в тумане будет его ослеплять. С выключенной фарой он видел черноту с обеих сторон, а в середине – светлую полоску дамбы. Он вел колесо по середине. Было опасно, но сейчас ему и нужна была опасность – вновь требовалось что-то победить. Не обязательно кулаком или пистолетом – неважно как, но он вынужден был совершать что-то опасное, ощущать поток адреналина. И побеждать! Раньше он никогда не ездил по верхнему краю дамбы. Он не знал, какова ее длина, не мог так далеко видеть. Но ехать нужно быстро, чтобы не свалиться на сторону. Жутко, но, черт возьми, стоит попытаться! Рейджен рванул с места и погнал по узкой полоске. Благополучно добравшись до конца, он развернулся и поехал обратно. А потом мчался по шоссе, что-то кричал под рев мотора, плакал, и слезы катились по его щекам, сдуваемые встречным ветром. Рейджен вернулся домой, и ему приснился сон, что в него стреляли и он умирал на мосту, потому что Учитель растерялся и позволил им всем умереть. Глава двадцать вторая 1 В понедельник, 17 сентября, в день слушания, когда писатель шел по коридору отделения интенсивной терапии и увидел ожидавшего его Билли, по улыбке, ясному взгляду и кивку головы стало ясно, что перед ним вновь стоит Учитель. Они с удовольствием пожали друг другу руки. – Рад встрече, – сказал писатель. – Давно не виделись, а? – Много всего случилось за это время. – Тогда поговорим? Пока не пришли Голдсберри и Томпсон. Они вошли в небольшую комнату, и Учитель рассказал писателю о покушении, о «распаде», о том, что Аллен арендовал спортивную машину, чтобы уехать в Лексингтон лечиться у доктора Уилбур, как только судья отзовет решение о виновности. – Кто говорил со мной весь этот месяц, выдавая себя за Учителя? – Аллен, – признался Миллиган. – Извините. Артур сказал, что вы расстроитесь, узнав, что я опять «распался». Эмоции других обычно его не касаются. Я думаю, на трезвость ума Артура повлияло покушение. Они беседовали, пока не пришли Голдсберри и Томпсон, а потом все вместе поехали в Ланкастер, в суд округа Фэрфилд. Голдсберри и Томпсон предъявили суду письменные показания под присягой, которые дали доктора Джордж Хардинг, Корнелия Уилбур, Стелла Кэролин и Дэвид Кол, а также психолог Дороти Тернер. Все они единогласно заявили, что «с точки зрения медицины есть уверенность», что Билли Миллиган при нападениях в придорожных местах отдыха и при ограблении аптечного магазина Грея в декабре 1974 года и в январе 1975 года был психически больной множественной личностью. Они считали, что в то время он, вероятно, был не в состоянии помогать адвокату Джорджу Келлнеру в своей защите. Окружной прокурор Фэрфилда, мистер Льюз, вызвал только доктора Гарольда Т. Брауна, который показал под присягой, что он лечил Билли, когда тому было пятнадцать лет, и поместил его в государственную клинику в Коламбусе на три месяца. Он сказал, что в свете последних достижений медицины изменил бы поставленный им тогда диагноз «истерический невроз с пассивно-агрессивными проявлениями» на новый диагноз: «диссоциативное нарушение с возможной множественностью личности». Однако Браун показал на суде, что он был направлен прокурором в Афины, чтобы побеседовать с Билли, и во время этого визита Билли Миллиган казался сознающим свои поступки. Браун сказал, что Миллиган в действительности мог и не быть множественной личностью, поскольку множественные личности не предполагают знание о поступках других «я». Когда они вышли из зала суда, Голдсберри и Томпсон были настроены оптимистически, и Билли был в приподнятом настроении. Он был уверен, что судья Джексон посчитает показания четырех весьма уважаемых психиатров и психолога более весомыми, чем показания доктора Брауна. Судья сказал журналисту, что через две недели он примет решение. 18 сентября, видя, как Билли волнуется после возвращения из Ланкастера, и зная о его страхе подвергнуться новому нападению, доктор Кол дал ему отпуск. Билли понимал, что в доме сестры, как и в клинике, он будет легкой мишенью. Поэтому было решено, что он остановится в придорожном мотеле Хокинг-Вэлли, в соседнем городке Нельсонвилле. Он возьмет мольберт, краски, холст и спокойно порисует. Билли зарегистрировался в мотеле под вымышленным именем и постарался расслабиться. Однако напряжение было слишком велико. Рисуя, он слышал голоса. Проверив комнату и зал, он решил, что это в его голове – его собственные голоса. Он попытался не слушать их, сконцентрировавшись на работе кистью, но голоса не умолкали. Это не был Рейджен или Артур. Он сразу узнал бы их по акценту. Наверно, это были «нежелательные». Неужели с ним снова что-то не так? Он не мог работать, не мог спать, боялся вернуться к Кэти или в Афины. В среду он позвонил Майку Рупу и попросил его приехать. Когда Руп приехал и увидел, как Билли нервничает, он позвонил доктору Колу. – Все равно у вас ночное дежурство, – сказал Кол. – Оставайтесь с ним сегодня, а завтра возвращайтесь вместе. В присутствии Майка Рупа Билли успокоился. Они выпили немного в баре, и Билли рассказал о своей надежде – лечиться у врача Сивиллы. – Я лягу в клинику на пару недель, пока доктор Уилбур не скажет, что я могу жить в квартире один. Мне кажется, я смогу, потому что, даже когда у меня возникают трудности, я в состоянии действовать. Потом я начну лечиться и буду выполнять все ее рекомендации. Руп слушал, как он говорил о своих планах на будущее, о новой жизни, которая его ждет, если судья Джексон реабилитирует его в Ланкастере. Они проговорили всю ночь и заснули только под утро. В четверг, после позднего завтрака, поехали обратно в клинику. Билли сидел в холле и думал о том, что он уже ничего не может делать как следует. Он чувствовал себя тупицей, потому что терял все, что давали ему его другие личности: ум Артура, силу Рейджена, красноречие Аллена, знание электроники, которые имел Томми. Он чувствовал, что все больше и больше глупеет, ему становилось все труднее. Им овладевали подавленность и страх; шумы в голове усилились, цвета стали невыносимо яркими. Захотелось пойти в свою комнату, броситься на кровать и кричать, кричать, кричать… На следующий день, когда Ванда Пенкейк заканчивала свой ланч в кафетерии, ее приятель вскочил со стула и подбежал к окну. Ванда повернулась и посмотрела в окно, пытаясь сквозь пелену дождя разглядеть, что такое он там увидел. – Я видел кого-то, – сказал он, указывая на окно. – Парень в коричневом плаще бежал по мосту на Ричленд-авеню, а потом спрыгнул с моста. – Где? Она встала на цыпочки, вытянувшись, но ничего не увидела сквозь залитое дождем стекло – лишь машину, стоящую на мосту. Из нее вышел водитель, посмотрел через парапет, вернулся к машине, потом опять подошел к парапету и стал смотреть вниз, словно следил за кем-то или за чем-то там, внизу. Ванде стало нехорошо. – Пойду-ка гляну, где там Билли. Она осмотрела все отделение, спрашивая персонал, пациентов, – никто его не видел; потом проверила его комнату. Коричневого плаща в шкафу не было. Шарлотта Джонсон, заведующая секцией, пришла на сестринский пост и сказала, что ей позвонил один служащий, который был в это время в городе и видел Билли на Ричленд-авеню. Доктор Кол появился из кабинета. Ему позвонили, что видели Билли на мосту. Все закричали разом. Они не хотели, чтобы за ним пошли охранники, потому что форма напугает Билли. – Я пойду, – сказала Ванда, схватив пальто. Охранник Клайд Барнхарт довез ее до моста. Она спустилась вниз и стала смотреть под мостом, среди труб. Потом пошла вдоль берега, оглядываясь по сторонам. Ничего. Вернувшись, Ванда увидела водителя той машины и удивилась, что он еще здесь. – Вы видели парня в коричневом плаще? – спросила она. Он показал на университетский Конференц-холл, стоящий неподалеку. Охранник подвез ее к этому современному зданию из кирпича и стекла, в форме именинного торта, украшенного куполом. – Вот он! – Барнхарт указал на бетонную галерею, опоясывающую здание на уровне четвертого этажа. – Ждите здесь, – сказала ему Ванда. – Я сама поговорю. – Не входите с ним в здание, не оставайтесь наедине, – предупредил Барнхарт. Ванда взбежала по пандусу и увидела Билли. Он ходил от двери к двери, пытаясь войти в здание. – Билли! – крикнула она, сбегая с пандуса на галерею. – Постой! Он не отвечал. Она попробовала другие имена: – Денни! Аллен! Томми! Он не обращал на нее внимания, быстро передвигаясь по галерее и пробуя открыть одну дверь за другой, пока наконец не нашел открытую дверь и исчез внутри здания. Ванда никогда не бывала внутри комплекса. Испугавшись, не зная, чего от него ждать, и не понимая, почему вообще Билли оказался здесь, она кинулась за ним и догнала у подножия лестницы. Он уже начал подниматься по крутой лестнице. Ванда осталась стоять внизу. – Спускайся, Билли. – Иди к черту, какой я тебе Билли! Она никогда раньше не видела, чтобы он жевал жвачку, но сейчас он жевал, громко и быстро, чавкая при этом. – Кто же ты? – спросила она. – Стив. – Что ты здесь делаешь? – Не видишь, что ли? Хочу подняться наверх. – Зачем? – Прыгать буду. – Спускайся вниз, Стив, давай поговорим. Билли не спускался, хотя она пыталась урезонить его. Это было бесполезно. Ванде показалось, что он хочет покончить с собой. Она заметила, насколько он изменился: дерзкие манеры, высокий голос, быстрая речь, самоуверенность на лице и в тоне. – Я пойду в ванную, – сказал он и прошел в дверь туалета. Ванда бросилась к выходу, выбежала на край дорожки посмотреть, там ли Клайд с машиной. Охранника не было. Вернувшись в здание, она увидела, что Стив вышел из туалета и вошел в другую дверь. Она хотела войти за ним, но он заперся изнутри. Ванда увидела на стене телефон, набрала номер клиники и попросила доктора Кола. – Я не знаю, что делать, – сказала она. – Теперь он Стив и говорит, что хочет убить себя. – Успокойте его, – велел Кол. – Скажите, что все будет хорошо. Скажите ему, что не будет так плохо, как он думает. Он сможет поехать в Кентукки лечиться у доктора Уилбур. Скажите ему, чтобы он вернулся. Ванда повесила трубку и подошла к двери – стучала, звала: – Стив! Открой дверь! Доктор Кол говорит, что ты поедешь в Кентукки! Через некоторое время проходящий мимо студент открыл дверь. Ванда увидела, что та ведет в узкий круговой коридор. Она бросилась в коридор, на бегу заглядывая в кабинеты и холлы, чувствуя себя словно на карусели в кошмарном сне. «Не могу найти его. Ищи. Продолжай». Пробегая мимо двух беседующих студентов, Ванда крикнула: – Вы не видели здесь парня? Высокого, в коричневом мокром плаще. Один из них показал: – Вроде бы туда пошел… Она продолжала бежать по этому кругу, время от времени проверяя двери, выходящие на улицу, на случай, если он вдруг вышел из здания. Наконец она увидела Миллигана на внешней галерее. – Стив! – закричала Ванда. – Подожди минутку! Мне надо поговорить с тобой! – Не о чем нам говорить. Ванда обежала его и встала между ним и бетонной балюстрадой, чтобы не дать ему прыгнуть. – Доктор Кол говорит, чтобы ты вернулся. – Да пошел он, этот толстобрюхий сукин сын! – Он говорит, что все не так плохо, как ты думаешь. – Уж куда там. Черта с два! Он ходил взад-вперед, с ожесточением жуя резинку. – Доктор Кол говорит, что ты сможешь поехать в Кентукки и доктор Уилбур поможет тебе. – Сам он псих, и другие психиатры не лучше! Болтают какую-то чепуху о множественной личности! Это же бред. Дурака из меня делают. Он сдернул с себя мокрый плащ, растянул его на большом оконном стекле и размахнулся кулаком, чтобы разбить окно. Ванда кинулась к нему, поймала за руку и повисла на ней, чтобы он не вывернулся. Она знала, что стекло ему нужно, чтобы зарезаться, хотя оно было очень толстым и его трудно было разбить. Скорее он сломал бы руку. Ванда прилипла к Миллигану, а тот старался стряхнуть ее. Пока они боролись, Ванда старалась уговорить его вернуться, но Стив ничего не слышал. Намокнув от него и замерзнув, она наконец сказала: – Слушай, я устала. Выбирай: или идешь со мной, или получишь по яйцам. – Ты не сделаешь этого, – недоверчиво протянул Стив. – Сделаю, – сказала она, не отпуская его руки. – Считаю до трех. Если не пойдешь со мной в клинику, я тебя ударю. – Но я с женщинами не дерусь. – Раз… два… Ванда отвела колено для удара, Миллиган скрестил ноги, чтобы защититься. – Ведь ты не ударишь, да? – Ударю. – Все равно я сделаю это, – сказал он. – Пойду наверх. – Нет, не пойдешь. Не пущу! Миллигану все-таки удалось освободиться, и он побежал к бетонной балюстраде. До земли было три пролета. Когда он добежал до края, Ванда рванулась к нему, одной рукой схватила за шею, другой за пояс и прижала к бетону, разорвав рубашку. В этот момент в нем словно что-то щелкнуло: Билли стал слабеть, опустился на пол, его взгляд остановился. Ванда поняла, что перед ней уже кто-то другой. Он заплакал, весь дрожа. «Испугался», – подумала она, уже догадавшись, кто это. Ванда обняла его и сказала, что беспокоиться не о чем: – Все будет хорошо, Денни. – Меня выпорют, – хныкал он. – Шнурки развязались, ботинки в грязи, все мокрое. Рубашку порвал. – Хочешь пройтись со мной? – Да. Ванда подняла с пола его плащ, накинула на Денни и повела по дорожке к фасаду здания. Сквозь деревья была видна клиника на холме. Наверное, Миллиган часто видел оттуда это круглое здание. Внизу на стоянке она нашла машину охранника: дверцы открыты, внутри никого. – Хочешь посидеть в машине? Не стоять же под дождем. Он попятился. – Все нормально, Денни, это машина охраны. Клайд за рулем, ты его знаешь. Он ведь тебе нравится? Денни кивнул и хотел сесть на заднее сиденье, но, увидев зарешеченное заднее стекло, напомнившее ему клетку, отпрянул и задрожал. – Ладно, – сказала Ванда, понимая, что его беспокоит. – Мы оба можем сесть на передние сиденья и подождать, пока придет Клайд и отвезет нас. Он тихо сел возле нее, оцепенело разглядывая свои мокрые брюки и грязные ботинки. Ванда оставила дверцы открытыми и включила фары, как сигнал, что они в машине. Вскоре на пандусе показался Клайд с Нормой Дишонг. – Я вернулся в клинику и привез ее, – объяснил Клайд. – Мы были внутри, искали вас с Билли. – Это Денни, – сказала Ванда. – С ним все в порядке. 2 Во вторник, 25 сентября, медсестра Пэт Перри наблюдала, как Билли разговаривал в холле с Гасом Холстоном. Холстон поступил несколько недель тому назад. Он и Билли знали друг друга по Ливанской тюрьме. Мимо прошли Лори и Марша, заигрывая с молодыми людьми. Лори, которая никогда не скрывала своей симпатии к Билли, теперь сделала вид, что интересуется Холстоном, чтобы заставить Билли ревновать. Сестра Перри, чьей больной была Лори, знала, что девушка влюбилась в Билли с момента его появления в клинике. Симпатичная, не особенно умная, она преследовала Миллигана, писала ему записки и сообщала персоналу, чем именно она и Билли когда-нибудь займутся. Лори даже распустила слух, что они собираются пожениться. Со своей стороны, Билли никогда не обращал на нее особого внимания. Самый широкий жест, который он позволил, это дал Лори и Марше в начале недели пятьдесят долларов, когда они сказали ему, что у них нет ни гроша. За это они забрали в типографии его наклейки «Обнимите сегодня своего ребенка» и передали их в город. Эйлин Мак-Клеллан, дневная медсестра Билли, была в тот день выходная, и за ним наблюдала ее сменщица, Кэтрин Гиллот. Вскоре после того, как заботливая Гиллот заступила на дежурство, Билли спросил ее, можно ли ему прогуляться. – Надо спросить у доктора Кола, – сказала она, – я сама не могу разрешить. Билли ждал в комнате с телевизором, пока она консультировалась у доктора Кола, который решил поговорить с Билли. После нескольких вопросов о его настроении они решили, что он может погулять вместе с Гасом Хол стоном. Через полчаса Билли и Гас вернулись, потом пошли опять прогуляться. Когда Билли вернулся во второй раз, около шести часов, Гиллот была занята приемом нового пациента, но услышала, как Билли сказал: – Та девушка кричала. Она поняла, что это говорил не Билли. Голос был Дэвида. – Что ты сказал? – Ее обидят. Гиллот последовала за ним в холл. – О чем ты говоришь? – Там была девушка. Я слышал, как девушка кричала где-то, когда я был на улице. – Какая девушка? – Не знаю. Их было две. Одна сказала Гас/у, чтобы он отвел меня назад, потому что я мешал. Гиллот понюхала его дыхание, думая, не выпил ли он, но дыхание было чистым. Несколько минут спустя ее позвали снизу. Миссис Гиллот спустилась вниз и увидела охранника, вводящего Маршу. Она отвела Маршу наверх, в ее комнату. От Марши пахло ликером. – Где Лори? – спросила Гиллот. – Не знаю. – Где ты была? – Не знаю. – Ты выпила? Марша опустила голову. Ее поместили в первое отделение – женское отделение строгого режима. Тем временем Билли переключился с Дэвида на Денни. Он разволновался, увидев Маршу одну, и выбежал из здания, чтобы найти отсутствующую Лори. Гиллот, тяжело дыша, побежала за ним. К тому времени, как она догнала его, охранник Гленн уже привел Лори. Он рассказал Гиллот, что девушку рвало, она лежала на траве лицом в рвоте. – Она могла подавиться, – сказал он. Гиллот видела, что Денни беспокоился о девушках. Она слышала, как в коридоре люди шептали слово «изнасиловали», но чувствовала, что никто из молодых людей не был достаточно долго на улице, чтобы что-то сделать с Лори или с Маршей. Она просто не верила этому. Когда в одиннадцать часов вечера она ушла, казалось, все успокоилось: обе женщины находились в первом отделении, Миллиган и Холстон спали в своих комнатах. Когда Пэт Перри пришла утром на работу, слух уже разнесся по отделению и по всей клинике. Двух девушек нашли на холме, пьяных и без сознания. Одежда на Лори была разорвана. Кто-то сказал, что она жаловалась, будто ее изнасиловали. В это же время Билли и Гас Холстон были на прогулке, и подозрение пало на них. Но почти все на отделении интенсивной терапии считали, что никакого изнасилования не было. Вызвали полицию – для расследования прибыл наряд дорожных патрульных. Полицейские потребовали временно закрыть отделение, чтобы все мужчины были на месте для опроса. Доктор Кол поговорил с некоторыми из персонала. Билли и Холстон еще не проснулись. Вставал вопрос: кто скажет Билли об обвинениях против него и Холстона? Пэт Перри видела, что сам доктор не хочет этого делать. Все остальные тоже отказались. Перри не дежурила в тот день прошлой весной, когда Гейджен взорвался, угрожая санитарам осколком разбитого стакана, но другие помнили и боялись, что может случиться то же самое, когда Билли услышит новости. Прежде чем говорить с каждым из них, доктор Кол запер дверь отделения. Холстон проснулся первый, и доктор Кол сказал ему, в чем его обвиняют. Потом он пошел к Билли и сказал ему то же самое. Оба парня сначала удивились и даже обиделись, услышав такие обвинения, но время шло, и воз.буждение их росло. Они стали испытывать страх, что их отправят в Лиму, что за ними придут из ФБГ, что их опять посадят в Ливанскую тюрьму. Весь день их старались успокоить. Персонал был рассержен этими нелепыми обвинениями. Ванда Пенкейк и Пэт Перри уверяли Холстона и Билли, что никто их не увезет. Но обе знали, что все это они говорят не Билли. Это был кто-то другой. Ванда была уверена, что это Стив. В тот же день Пэт Перри дала Билли большую дозу амитала, стараясь держать его под контролем. В час дня он уснул. Казалось, все хорошо. Но в два часа дня оба парня опять заволновались. Билли переключался со Стива на Дэвида, который все время плакал. Потом он опять становился грубым и вместе с Холстоном мерил комнату шагами, раздражаясь, если кто-то подходил к ним. Каждый раз, когда звонил телефон, Билли вскакивал и говорил: – Они идут за мной. Билли и Хол стон прошли к задней закрытой двери – пожарному выходу. Загородились столами и стульями, потом сняли с себя ремни и обмотали ими кисти. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь к нам подходил, – сказал Стив. – Иначе мы выломаем заднюю дверь. Он взял стул в левую руку, держа его, как укротитель львов. Персонал понял, что ситуация выходит из-под контроля, поэтому была вызвана команда экстренной помощи. Пэт Перри услышала это по громкой связи. Она ожидала, что через некоторое время увидит восемь – десять охранников и санитаров из других отделений, которые придут на помощь. – Бог ты мой! – воскликнула она, когда распахнулась дверь. Там стояла целая толпа: охранники, санитары, сиделки, старшие врачи, люди из отделения психологии, которым здесь вообще нечего было делать, и из гериатрического отделения, которые никогда бы не пришли по кодовому сигналу, – всего около тридцати человек. Как будто все они только и ждали сигнала. Пэт подумала: «Словно зверя отлавливают». Пэт и Ванда стояли рядом с Билли и Холстоном, которые не пытались причинить им вред. Но когда приблизилась толпа мужчин, парни стали размахивать стульями и угрожающе показывать кулаки, обмотанные ремнями. – Не поеду в Лиму! – кричал Стив. – Ну надо же, все шло нормально, так нет, опять меня обвиняютв том, чего я не делал! Теперь мне никогда отсюда не выбраться. Никакой надежды. – Билли, послушай меня, – сказал Кол. – Так нельзя. Успокойся, пожалуйста. – Если только вы сунетесь, вышибем дверь, возьмем машину и уедем! – Ты не прав, Билли. Такое поведение тебе не поможет. Тебя обвинили в этом деле, и все может плохо кончиться. Но так себя вести нельзя. Мы это так не оставим. Билли отказался его слушать. Тогда его попытался уговорить старший психолог Дэйв Малависта: – Послушай, Билли. Мы когда-нибудь допускали, чтобы с тобой что-то случилось? Мы так много времени потратили на то, чтобы изучить твой случай, так неужели ты думаешь, что мы позволим забрать тебя? Мы хотим помочь тебе, а не сделать хуже. Персонал не верит всей этой чепухе. У нас зарегистрировано время вашего отсутствия и время отсутствия девушек. Расследование закончится в твою пользу. Билли опустил стул на пол и вышел из угла. Он успокоился, и люди ушли из отделения. Но вскоре Билли опять начал плакать. АХолстон продолжал демонстрировать враждебность. Он неистовствовал, кричал, что его увезут, чем еще больше расстраивал Билли. – Для нас все потеряно, – сказал Холстон. – Меня и раньше обвиняли несправедливо. Вот подожди, они еще подберутся к нам исподтишка. Увезут отсюда, и глазом моргнуть не успеешь. Персонал никогда так не нервничал. Все чувствовали: что-то должно случиться. В три часа пополудни заступила новая смена, вместо молодых сестер пришли постарше – Эйлин МакКлеллан и Кэтрин Гиллот. Миссис Гиллот удивилась, услышав о расследовании по поводу изнасилования. Предупрежденная утренней сменой, она старалась успокоить обоих парней. Но время шло, и они опять занервничали, снова начался разговор о допросе и тюрьме, угрозы порвать телефонные провода, если кто-нибудь захочет позвать охрану, и выломать дверь на пожарную лестницу, если кто-нибудь придет за ними. – Не хочу, чтобы все так кончилось, – сказал Билли. – Лучше умереть. Гиллот сидела, разговаривая с Билли. Он попросил ее дать ему амитал. Она согласилась. Он отправился на пост за лекарством, а Гиллот отвлеклась на другого пациента. Вдруг она услышала, как распахнулась задняя дверь, и увидела, как Г ас Холстон и Билли Миллиган убегают по пожарной лестнице. Дежурная медсестра второй раз за день дала кодовый сигнал. Вскоре какая-то медсестра позвонила и попросила Кэтрин Гиллот спуститься на третий этаж. Билли у них, и он просит позвать ее. Когда Гиллот пришла на третий этаж, она увидела, что четверо мужчин прижали Билли к полу перед лифтом. – Кэтрин, – сказал он, – помогите мне. Не позволяйте им сделать со мной что-нибудь. Если они меня свяжут, придет Челмер. – Нет, Денни. Челмер не придет сюда. Ты можешь сам пойти в свою комнату. Ты убежал из клиники. Ты сбежал, понимаешь? Поэтому тебя поймали и держат. Он заплакал: – Попросите их, чтобы они меня отпустили. – Можете его отпустить, – сказала она мужчинам. Охранники не спешили его отпускать, не зная, чего ожидать. – Все нормально, – сказала Гиллот. – Он пойдет со мной. Да, Денни? – Да. Кэтрин отвела Билли в изолятор пятого отделения. Нужно было забрать у него личные вещи, но Билли не хотел отдавать ей шейное украшение с наконечником стрелы на нем. – Вынь все из карманов. Дай мне твой кошелек, я его уберу. В кошельке было довольно много денег. Санитару отделения не терпелось поскорее запереть Миллигана, и он крикнул: – Выходи, Кэтрин, а то запру тебя вместе с ним! Она поняла, что все очень боятся парня. Вскоре после того как Кэтрин вернулась в свое отделение, позвонила медсестра и сказала, что в изоляторе с Миллиганом что-то происходит. Он закрыл матрасом смотровое окно, чтобы в него не заглядывали, и персонал боится открыть дверь, чтобы посмотреть, что он делает. Не спустится ли она опять? Кэтрин взяла с собой санитара, которого Билли знал, и крикнула через дверь изолятора: – Это Кэтрин. Мне нужно войти к тебе. Не бойся. Они вошли. Билли издавал булькающие, захлебывающиеся звуки. Наконечник стрелы был сорван с украшения и исчез. Разорванная цепочка валялась на полу. Доктор Сэмми Михаэле приказал перевести Билли в комнату с кроватью, но когда в изолятор вошли люди, он им не дался. Потребовалось несколько человек, чтобы перевести его. Миссис Гиллот осталась с ним в новой комнате. Она дала Билли выпить несколько чашек воды, и через несколько минут он выплюнул наконечник стрелы. Сестра сделала ему укол, Гиллот поговорила с ним еще некоторое время, заверив его, что придет опять, когда он немного отдохнет. Она ушла к себе на отделение, думая о Билли. Парень явно был перепуган. На следующее утро, когда Ванда, Пэт Перри и Майк Руп заступили на дежурство, они узнали, что Билли и Хол стон переведены на пятое отделение. Руп хотел навестить Билли, но с пятого отделения поступило сообщение, что Миллиган теперь их пациент и посещения сотрудников отделения интенсивной терапии запрещены. Когда позвонила сестра Билли, Кэти, ей сказали, что случилась неприятность и Билли перевели на мужское отделение строгого режима. Билли не отпустят на ее свадьбу, которая намечена на завтра. Эта история стала известна газетам. 3 октября 1979 года в «Коламбус ситизен джорнал» появилась статья: «ПОЛИЦИЯ ВЫЯСНИЛА, ЧТО МИЛЛИГАН ФИНАНСИРОВАЛ ВЕЧЕРИНКУ [I]Мнение Стинциано[/I] По мнению члена Законодательного собрания штата, Уильям С. Миллиган, так называемый насильник с множеством личностей, был одним из четырех пациентов, принимавших участие на прошлой неделе в распитии спиртных напитков на территории Афинского центра психического здоровья. Как заявил конгрессмен-демократ от округа Коламбус Майк Стинциано, полицейское расследование показало, что это Миллиган дал двум пациенткам деньги, чтобы те купили ликер. Затем женщины, Миллиган и еще один пациент устроили вечеринку… Как сказал конгрессмен, данная история означает, что “в Центре ослаблен контроль над дисциплиной”. “Как я понимаю, в отчете полиции не будет доказательств того, что женщины были изнасилованы, – сказал в среду Стинциано. – Но там будет сказано, что Миллиган дал женщинам деньги, чтобы те купили ликер. Они ушли с территории клиники, купили спиртное и вернулись с ним…” В пятницу лейтенант Ричард Уилкокс, начальник следственного отдела, сказал, что тесты на предмет изнасилования или интоксикации еще не завершены и не будут опубликованы до конца расследования. Стинциано заявил, что источники, сообщившие ему о вечеринке, вполне надежны». В тот же день писателю разрешили посетить пятое отделение. Миллиган не узнавал его, пока писатель не подсказал ему. – Ах да, – сказал он с отсутствующим выражением лица, – вы тот парень, с которым говорил Билли. – Кто ты? – спросил писатель. – Не знаю, – пожал плечами Миллиган. – Как тебя зовут? – Похоже, у меня нет имени. Они поговорили немного, хотя Миллиган не понимал, что с ним случилось. Были долгие периоды молчания, пока писатель ждал появления одной из известных ему личностей, чтобы получить нужную информацию. Через некоторое время «безымянный» сказал: – Ему больше не разрешат рисовать. Остались две картины, и кто-нибудь их уничтожит, если они останутся здесь. Заберите их, если они нужны для вашей книги. Миллиган вышел из комнаты и вернулся с двумя холстами. Одна картина, без подписи, осталась не закончена. Это была мрачная картина ночи: черные деревья на фоне синего неба, черный сарай и извилистая дорога. На другом холсте – яркий красочный пейзаж, подписанный: «Томми». – Так ты Томми? – спросил писатель. – Я не знаю, кто я. 3 На следующее утро Алан Голдсберри получил повестку явиться в Окружной суд по гражданским искам в Афинах, к судье Роджеру Дж. Джоунсу. Помощник генерального прокурора Дэвид Белинки ходатайствовал от имени штата Огайо перевести Миллигана в Лиму, в клинику для душевнобольных преступников. Гаса Холстона должны были вернуть в Ливанскую тюрьму. Голдсберри обратился к судье Джоунсу с просьбой дать ему время переговорить со своим клиентом. – Я убежден, что мистер Миллиган имеет право знать о требовании прокурора и согласно параграфу 5122.20 имеет право потребовать немедленного слушания. Поскольку он не был поставлен в известность, я хочу от его имени заявить, что он имеет право присутствовать на слушании. Мне кажется, его собираются лишить этой возможности. Судья не согласился, и Белинки вызвал в качестве единственного свидетеля Расселла Креминса, начальника охраны в Афинском центре психического здоровья. – Мистер Креминс, вы знаете о каких-либо оскорблениях действием, нанесенных Миллиганом кому-либо из персонала клиники и имевших место в последнее время? – Да. У меня есть рапорты от… от одного человека, М. Уилсона, санитара клиники, а также от офицера Клайда Барнхарта, дежурившего в тот вечер. Дата этого инцидента – двадцать шестое сентября тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Меня беспокоит надежность содержания мистера Миллигана в изоляторе, где он сейчас находится. – Как лицо, отвечающее за безопасность, уверены ли вы в том, что сможете задержать мистера Миллигана в случае попытки к бегству? – Да, охрана сможет задержать его. – Имеете ли вы точные сведения о том, что случилось в день побега? – спросил Белинки. – Да, имею. Мистер Миллиган и другой пациент, мистер Гас Холстон, взломали дверь приемного покоя, где они проходили лечение. Стулом был сбит замок с двери на пожарную лестницу, и они побежали вниз. Миллиган и Холстон побежали на стоянку, где у Миллигана была машина, он открыл дверцу и хотел сесть в машину… По его словам, Миллигану не дали сесть в машину, тогда Миллиган и Холстон побежали к холму. Троим охранникам удалось поймать Миллигана и вернуть его в пятое отделение. Выслушав показания Креминса, судья Джоунс удовлетворил ходатайство генеральной прокуратуры отослать Миллигана в Лиму. 4 октября 1979 года, в два часа дня, на Билли надели наручники и, не дав ему времени ни с кем попрощаться, кроме доктора Кола, увезли его за 180 миль, в Лиму, в Государственную клинику для психически льных преступников. Глава двадцать третья 1 5 октября 1979 года, «Коламбус диспэч»: «ВЫСОКОЕ НАЧАЛЬСТВО ТОРОПИТСЯ С ПЕРЕВОДОМ МИЛЛИГАНА Как стало известно из надежного источника, прямое вмешательство Департамента по проблемам психического здоровья ускорило перевод Уильяма С. Миллигана, насильника с множественной личностью, в Государственную клинику строгого режима в Лиме. Наш источник сообщил, что приказ о переводе вышел после того, как представитель Главного управления по проблемам психического здоровья, Коламбус, штат Огайо, несколько раз звонил в Афинский центр психического здоровья, где Миллиган содержался в течение десяти месяцев. Источник также добавил, что один звонок был от директора отдела психического здоровья Тимоти Морица… Два члена законодательного собрания штата – демократ Майк Стинциано и Клэр Болл-младшая – неоднократно заявляли, что программа лечения насильника была слишком мягкой. В четверг и Стинциано, и Болл одобрили решение перевести Миллигана на лечение в Лиму, но Болл добавила: “Я удивляюсь лишь тому, почему его так долго не переводили?” Стинциано сказал, что он будет продолжать следить заделом Миллигана, чтобы быть уверенным, что Миллигана не выпустят из учреждения строгого режима, пока он не перестанет представлять опасность для общества». Через день после перевода Миллигана судья по гражданским делам в Ланкастере С. Фаррелл Джексон вынес решение по ходатайству Миллигана о снятии обвинения в ограблении аптечного магазина: «Суд считает, что бремя доказательства безумия Уильяма С. Миллигана надень 27 марта 1975 года лежит на обвиняемом Уильяме С. Миллигане… После тщательного анализа всех доказательств суд не может считать, что 27 марта 1975 года Уильям С. Миллиган был безумен и поэтому не мог оценить ситуацию в свою пользу и осмысленно признать себя виновным. Следовательно, решение суда являлось справедливым, и ходатайство Уильяма Стэнли Миллигана об отзыве его признания виновным не может быть удовлетворено». Голдсберри подал жалобу в апелляционный суд четвертой инстанции на основании того, что судья Джексон неправильно оценил вес показаний – мнения четырех высококвалифицированных психиатров и психолога против единственного мнения доктора Брауна. Он подал жалобу и в Лиму, штат Огайо, в суд округа Аллен, заявляя, что его клиенту не дали возможность переговорить со своим адвокатом и что он был переведен в учреждение с более строгим режимом без надлежащего судебного процесса. 2 Неделю спустя в окружном суде округа Аллен, где арбитр должен был рассмотреть ходатайство Голдсберри о возвращении Миллигана в Афины, писатель впервые увидел Билли в наручниках. Это был Учитель. Он застенчиво улыбался. Оказавшись в комнате наедине с Голдсберри и писателем, Учитель рассказал о своем лечении в Лиме за последнюю неделю. Доктор Линднер, директор по медицинской части, поставил диагноз «псевдопсихопатическая шизофрения» и прописал стелазин, психотропное лекарство из группы торазинов, которое только способствовало расщеплению личности. [/QUOTE]
Вставить цитаты…
Проверка
Ответить
Главная
Форумы
Раздел досуга с баней
Библиотека
Дэниэл Киз "Множественные умы Билли Миллигана"