JavaScript отключён. Чтобы полноценно использовать наш сайт, включите JavaScript в своём браузере.

Ответить в теме

Сообщение: <blockquote data-quote="Маруся" data-source="post: 388861" data-attributes="member: 1">— Самим удивительно, — шепотом доложил кондуктор. — Ведь первое-то, известное дело, для особо важных персон резервируется, не всякого генерала пустят. Только кто по срочному и ответственному государственному делу.— Знаю. — Барин выпустил струю дыма. — Сам один раз ездил, с тайной инспекцией в Новороссию. Но этот-то совсем мальчишка. Может, чей-нибудь сынок? Из золотой молодежи?— Никак нет-с, сынков в первое не содют, с этим строго-с. Разве что если кто из великих князей. А про этого я полюбопытствовал, в путевой лист к господину начальнику поезда заглянул, — еще больше понизил голос служитель.— Ну! — поторопил служивого заинтригованный господин.Предвкушая щедрые чаевые, кондуктор поднес палец к губам:— Из Третьего отделения. Следователь особо важных дел.— Понимаю, что «особо». Просто «важных» в первое не разместят. — Барин значительно помолчал. — И что же он?— А как заперлись в купе, так, почитай, и не выходили-с. Я два раза чаю предлагал — какой там. Уткнулись в бумаги и сидят, головы не поднимают-с. Отправление из Питера на двадцать пять минут задержали, помните? Это из-за них-с. Ждали прибытия.— Ого! — ахнул пассажир. — Однако это неслыханно!— Бывает, но очень редко-с.— И фамилия в путевом листе не обозначена?— Никак нет-с. Ни фамилии, ни чина.А Эраст Петрович все вчитывался в скупые строки донесений и нервно ерошил волосы. К горлу подступал мистический ужас.Перед самым отъездом на вокзал в казенную квартиру, где Фандорин почти сутки проспал беспробудным сном, явился адъютант Мизинова, велел ждать — поступили три первые депеши из посольств, сейчас расшифруют и привезут. Ждать пришлось почти целый час, и Эраст Петрович боялся опоздать на поезд, но адъютант его успокоил.Едва войдя в огромное, обитое зеленым бархатом купе, с письменным столом, мягким диваном и двумя ореховыми стульями на привинченных к полу ножках, Фандорин вскрыл пакет и углубился в чтение.Депеш поступило три: из Вашингтона, из Парижа и из Константинополя. Шапка у всех была одинаковой: «Срочно. Его высокопревосходительству Лаврентию Аркадьевичу Мизинову в ответ на депешу исх. N. 13476-8ж от 26 июня 1876 г.» Подписаны донесения были самими посланниками. На этом сходство кончалось. Текст же был следующий.«27 июня (9 июля) 1876 г. 12.15. Вашингтон.Интересующее Вас лицо — Джон Пратт Доббс, избранный 9 июня с. г. заместителем председателя сенатского комитета по бюджету. Человек в Америке очень известный, миллионер из тех, кого здесь называют self-made man. Возраст — 44 года. Ранний период жизни, место рождения и происхождение неизвестны. Предположительно разбогател во время калифорнийской золотой лихорадки. Считается гением предпринимательства. Во время гражданской войны между Севером и Югом был советником президента Линкольна по финансовым вопросам. Существует мнение, что именно стараниями Доббса, а вовсе не доблестью федеральных генералов капиталистический Север одержал победу над консервативным Югом. В 1872 году выбран в Сенат от штата Пенсильвания. Из осведомленных источников известно, что Доббса прочат в министры финансов».«09 июля (27 июня) 1876 г. 16 ч.45 м. Париж.Благодаря известному Вам агенту Коко удалось выяснить через Военное министерство, что 15 июня в звание вице-адмирала произведен контр-адмирал Жан Антрепид, недавно назначенный командовать Сиамской эскадрой. Это одна из самых легендарных личностей французского флота. Двадцать лет назад французский фрегат у берегов Тортуги обнаружил в открытом море лодку, а в ней подростка, очевидно спасшегося после кораблекрушения. От потрясения подросток совершенно лишился памяти, не смог назвать ни своего имени, ни даже национальности. Взят юнгой, получил фамилию по названию нашедшего его фрегата. Сделал блестящую карьеру. Участвовал во многих экспедициях и колониальных войнах. Особенно отличился в ходе Мексиканской войны. В прошлом году Жан Антрепид произвел в Париже настоящую сенсацию, женившись на старшей дочери герцога де Рогана. Подробности послужного списка интересующего Вас лица вышлю в следующем донесении».«27 июня 1876 г. 2 часа пополудни. Константинополь.Дорогой Лаврентий, твой запрос меня изрядно удивил. Дело в том, что Анвар-эфенди, к которому ты проявил столь спешный интерес, с некоторых пор находится в зоне и моего пристального внимания. Этот субъект, приближенный Мидхат-паши и Абдул-Гамида, по имеющимся у меня сведениям является одной из центральных фигур зреющего во дворце заговора. Следует ожидать скорого свержения нынешнего султана и воцарения Абдул-Гамида. Тогда Анвар-эфенди неизбежно станет необычайно влиятельной фигурой. Он очень умен, европейски образован, знает несметное количество восточных и западных языков. К сожалению, подробными биографическими сведениями об этом интересном господине мы не располагаем. Известно, что ему не более 35 лет, родился не то в Сербии, не то в Боснии. Происхождения темного и родственников не имеет, что сулит Турции великие блага, если Анвар когда-нибудь станет визирем. Представить только — визирь без орды алчных родственников! Здесь такого просто не бывает. Анвар — нечто вроде «серого кардинала» у Мидхат-паши, активный член партии «новых османов». Я удовлетворил твое любопытство? Теперь ты удовлетвори мое. Зачем тебе понадобился мой Анвар-эфенди? Что ты о нем знаешь? Немедленно извести, это может оказаться важным».Эраст Петрович уже в который раз перечитал депеши, подчеркнул в первой: «Ранний период жизни, место рождения и происхождение неизвестны»; во второй: «не смог назвать ни своего имени, ни даже национальности»; в третьей: «Происхождения темного и родственников не имеет». Становилось как-то жутковато. Получалось, что все трое взялись словно бы ниоткуда! Вдруг в какой-то момент вынырнули из небытия и немедленно принялись карабкаться вверх с поистине нечеловеческим упорством. Что же это — члены какой-то таинственной секты? Ой, а вдруг это вообще нелюди, явившиеся из иного мира? Скажем, посланцы с планеты Марс? Или того хуже — чертовщина какая-нибудь? Фандорин поежился, вспомнив свое ночное знакомство с «призраком Амалии». Тоже ведь неизвестного происхождения особа, эта самая Бежецкая. И еще сатанинское заклинание — «Азазель». Ох, что-то серой попахивает…В дверь вкрадчиво постучали, и Эраст Петрович, вздрогнув, сунул руку за спину, в потайную кобуру, нащупал рифленую рукоятку «герсталя».В дверной щели появилась умильная физиономия кондуктора.— Ваше превосходительство, к станции подъезжаем. Не угодно ли ножки размять? Там и буфет имеется.От «превосходительства» Эраст Петрович приосанился и украдкой покосился на зеркало. Неужто правда за генерала можно принять? Что ж, «ножки размять» было бы неплохо, да и думается на ходу лучше. Вертелась в голове какая-то смутная идейка, да все ускользала, пока не давалась в руки, но обнадеживала — копай, мол, копай.— Пожалуй. Сколько стоим?— Двадцать минут. Да вы не извольте беспокоиться, гуляйте себе. — Кондуктор хихикнул. — Без вас не уедут-с.Эраст Петрович спрыгнул с лесенки на залитую станционными огнями платформу. Кое-где в окнах купе свет уже не горел — очевидно, некоторые из пассажиров отошли ко сну. Фандорин сладко потянулся и сложил руки за спиной, приготовившись к моциону, призванному поспособствовать пущей мыслительной активности. Однако в это время из того же вагона спустился осанистый, усатый господин в цилиндре, метнул в сторону молодого человека полный любопытства взгляд и протянул руку юной спутнице. При виде ее прелестного, свежего личика Эраст Петрович замер, а барышня просияла и звонко воскликнула:— Папа, это он, тот господин из полиции! Помнишь, я тебе рассказывала? Ну тот, который нас с фрейлейн Пфуль допрашивал!Последнее слово было произнесено с явным удовольствием, а ясные серые глаза смотрели на Фандорина с нескрываемым интересом. Следует признаться, что головокружительные события последних недель несколько приглушили воспоминания о той, кого Эраст Петрович именовал про себя исключительно «Лизанькой», а иногда, в особенно мечтательные минуты, даже «нежным ангелом». Однако при виде этого милого создания огонек, некогда опаливший сердце бедного коллежского регистратора, моментально полыхнул жаром, обжег легкие огненными искорками.— Я, собственно, не из полиции, — покраснев, пробормотал Фандорин. — Фандорин, чиновник особых поручений при…— Все знаю, je vous le dis tout cru, <a href="http://loveread.ec/notes.php?id=2627#35" target="_blank">[35]</a>  — с таинственным видом сказал усатый, блеснув бриллиантом в галстуке. — Государственное дело, можете не вдаваться. Entre nous sois dit, <a href="http://loveread.ec/notes.php?id=2627#36" target="_blank">[36]</a> cам неоднократно по роду деятельности имел касательство, так что все отлично понимаю. — Он приподнял цилиндр. — Однако позвольте представиться. Действительный тайный советник Александр Аполлодорович Эверт-Колокольцев, председатель Московской губернской судебной палаты. Моя дочь Лиза.— Только зовите меня «Лиззи», «Лиза» мне не нравится, на «подлизу» похоже, — попросила барышня и наивно призналась. — А я про вас часто вспоминала. Вы Эмме понравились. И как вас зовут, помню — Эраст Петрович. Красивое имя — Эраст.Фандорину показалось, что он уснул и видит чудесный сон. Тут главное — не шевелиться, а то не дай Бог проснешься.<a href="http://loveread.ec/notes.php?id=2627#37" target="_blank">[37]</a> погостить ездили и должны были еще вчера вернуться, но папенька в министерстве по делам задержался и переменили билеты. Ну разве не чудо?— Какое же это чудо? — удивился Эраст Петрович. — Это перст судьбы.Странное в окне было небо: все черное, а вдоль горизонта алая кайма. На столе уныло белели забытые депеши.* * *Извозчик вез Фандорина через всю утреннюю Москву от Николаевского вокзала в Хамовники. День был чист и радостен, а в ушах Эраста Петровича все не умолкал прощальный возглас Лизаньки:— Так вы непременно приезжайте сегодня! Обещаете?По времени все отлично складывалось. Сейчас в эстернат, к миледи. В жандармское управление лучше заехать потом — потолковать с начальником, а если удастся у леди Эстер выяснить что-то важное — так и телеграмму Лаврентию Аркадьевичу послать. С другой стороны, за ночь могли из посольств остальные депеши прийти… Фандорин достал из новенького серебряного портсигара папиросу, не очень ловко закурил. Не поехать ли все-таки сначала в жандармское? Но лошадка уже бежала по Остоженке, и поворачивать назад было глупо. Итак: к миледи, потом в управление, потом домой — забрать вещи и переехать в приличную гостиницу, потом переодеться, купить цветов и к шести часам на Малую Никитскую, к Эверт-Колокольцевым. Эраст Петрович блаженно улыбнулся и пропел: «Он был титулярный советник, она генеральская до-очь, он робко в любви объясни-ился, она прогнала его про-очь».А вот и знакомое здание с чугунными воротами, и служитель в синем мундире у полосатой будки.— Где мне найти леди Эстер? — крикнул Фандорин, наклонившись с сиденья. — В эстернате или у себя?— Об это время обыкновенно у себя бывают, — браво отрапортовал привратник, и коляска загромыхала дальше, в тихий переулок.У двухэтажного домика дирекции Фандорин велел извозчику ждать, предупредив, что ожидание может затянуться.Все тот же надутый швейцар, которого миледи назвала «Тимофэй», бездельничал возле двери, только не грелся на солнце, как в прошлый раз, а перебрался в тень, ибо июньское светило припекало не в пример жарче майского.Теперь «Тимофэй» повел себя совершенно иначе, проявив недюжинный психологический талант, — снял фуражку, поклонился и сладким голосом спросил, как доложить. Что-то, видно, изменилось во внешности Эраста Петровича за минувший месяц, не возбуждал он более у швейцарского племени инстинкта хватать и не пущать.— Не докладывай, сам пройду.«Тимофэй» изогнулся дугой и безропотно распахнул дверь, пропуская посетителя в обитую штофом прихожую, откуда по ярко освещенному солнцем коридору Эраст Петрович дошел до знакомой бело-золотой двери. Она отворилась ему навстречу, и некий долговязый субъект в такой же, как у «Тимофэя», синей ливрее и таких же белых чулках, вопросительно уставился на пришедшего.— Третьего отделения чиновник Фандорин, по срочному делу, — строго сказал Эраст Петрович, однако лошадиная физиономия лакея осталась непроницаемой, и пришлось пояснить по-английски:— State police, inspector Fandorin, on urgent official business. [38]Снова ни один мускул не дрогнул на каменном лице, однако смысл сказанного был понят — лакей чопорно наклонил голову и исчез за дверью, плотно прикрыв за собой створки.Через полминуты они снова распахнулись. На пороге стояла сама леди Эстер. Увидев старого знакомого, она радостно улыбнулась:— О, это вы, мой мальчик. А Эндрю сказал, какой-то важный господин из тайной полиции. Проходите-проходите. Как поживаете? Почему у вас такой усталый вид?— Я только с петербургского поезда, миледи, — стал объяснять Фандорин, проходя в кабинет. — Прямо с вокзала к вам, уж очень дело срочное.— О да, — печально покивала баронесса, усаживаясь в кресло и жестом приглашая гостя сесть напротив. — Вы, конечно, хотите поговорить со мной о милом Джеральде Каннингеме. Это какой-то страшный сон, я ничего не понимаю… Эндрю, прими у господина полицейского шляпу… Это мой давний слуга, только что приехал из Англии. Славный Эндрю, я по нему скучала. Иди, Эндрю, иди, друг мой, ты пока не нужен.Костлявый Эндрю, вовсе не показавшийся Эрасту Петровичу славным, с поклоном удалился, и Фандорин заерзал в жестком кресле, устраиваясь поудобнее — разговор обещал затянуться.— Миледи, я очень опечален случившимся, однако господин Каннингем, ваш ближайший и многолетний помощник, оказался замешан в очень серьезную криминальную историю.— И теперь вы закроете мои российские эстернаты? — тихо спросила миледи. — Боже, что будет с детьми… Они только-только начали привыкать к нормальной жизни. И сколько среди них талантов! Я обращусь с просьбой на высочайшее имя — быть может, мне позволят вывезти моих питомцев за границу.— Вы напрасно тревожитесь, — мягко сказал Эраст Петрович. — Ничего с вашими эстернатами не случится. В конце концов, это было бы просто преступлением. Я всего лишь хочу расспросить вас о Каннингеме.— Разумеется! Все, что угодно. Бедняжка Джеральд… Вы знаете, он ведь из очень хорошей семьи, внук баронета, но его родители утонули, возвращаясь из Индии, и мальчик в одиннадцать лет остался сиротой. У нас в Англии очень жесткие законы наследования, все достается старшему сыну — и титул, и состояние, а младшие часто не имеют и гроша за душой. Джеральд был младшим сыном младшего сына, без средств, без дома, родственники им не интересовались… Вот, я как раз пишу соболезнование его дяде, абсолютно никчемному джентльмену, которому до Джеральда не было никакого дела. Что поделаешь, мы, англичане, придаем большое значение формальностям. — Леди Эстер показала листок, исписанный крупным, старомодным почерком с завитушками и затейливыми росчерками. — В общем, я взяла ребенка к себе. В Джеральде обнаружились выдающиеся математические способности, я думала, что он станет профессором, но живость ума и честолюбие не очень-то способствуют научной карьере. Я быстро заметила, что мальчик пользуется авторитетом у других детей, что ему нравится верховодить. Он обладал прирожденным лидерским талантом: редкостная сила воли, дисциплинированность, умение безошибочно выделить в каждом человеке сильные и слабые стороны. В Манчестерском эстернате его избрали старостой. Я полагала, что Джеральд захочет поступить на государственную службу или заняться политикой — из него получился бы прекрасный колониальный чиновник, а со временем, возможно, даже генерал-губернатор. Каково же было мое удивление, когда он выразил желание остаться у меня и заняться воспитательской деятельностью!— Еще бы, — кивнул Фандорин. — Тем самым он получал возможность подчинять своему влиянию неокрепшие детские умы, а затем поддерживать контакты с выпускниками… — Эраст Петрович не договорил, пораженный внезапной догадкой. Боже, как все просто! Поразительно, что это не открылось ему раньше!— Очень скоро Джеральд стал моим незаменимым помощником, — продолжила миледи, не заметив, как изменилось выражение лица собеседника. — Какой это был самоотверженный, неутомимый работник! И редкостный лингвистический дар — без него мне было бы просто невозможно уследить за работой филиалов в стольких странах. Я знаю, его врагом всегда было непомерное честолюбие. Это детская психическая травма, желание доказать родственникам, что он всего добьется и без их помощи. Я чувствовала, чувствовала странное несоответствие — при его способностях и амбициях он никак не должен был довольствоваться скромной ролью педагога, хоть бы даже и с очень приличным жалованьем.Однако Эраст Петрович уже не слушал. У него в голове словно зажглась электрическая лампа, высветив все то, что прежде тонуло во мраке. Все сходилось! Неизвестно откуда взявшийся сенатор Доббс, «потерявший память» французский адмирал, турецкий эфенди неведомого происхождения, да и покойный Бриллинг — да-да, и он тоже! Нелюди? Марсиане? Пришельцы из потустороннего мира? Как бы не так! Они все — питомцы эстернатов, вот они кто! Они подкидыши, только подброшенные не к дверям приюта, а наоборот — из приюта их подбросили в общество. Каждый был соответствующим образом подготовлен, каждый обладал искусно выявленным и тщательном выпестованным талантом! Не случайно Жана Антрепида подбросили именно на путь французского фрегата — очевидно, у юноши было незаурядное дарование моряка. Только зачем-то понадобилось скрыть, откуда он такой талантливый взялся. Хотя понятно, зачем! Если бы мир узнал, сколько блестящих карьеристов выходит из питомника леди Эстер, то неминуемо насторожился бы. А так все происходит как бы само собой. Толчок в нужном направлении — и талант непременно себя проявит. Вот почему каждый из когорты «сирот» добился таких потрясающих успехов в карьере! Вот почему им так важно было доносить Каннингему о своем продвижении по службе — ведь тем самым они подтверждали свою состоятельность, правильность сделанного выбора! И совершенно естественно, что по-настоящему все эти гении преданы только своему сообществу — ведь это их единственная семья, семья, которая защитила их от жестокого мира, взрастила, раскрыла в каждом его неповторимое «я». Ну и семейка из почти четырех тысяч гениев, разбросанных по всему миру! Ай да Каннингем, ай да «лидерский талант»! Хотя стоп…— Миледи, а сколько лет было Каннингему? — нахмурившись, спросил Эраст Петрович.— Тридцать три, — охотно ответила леди Эстер. — А 16 октября исполнилось бы тридцать четыре. На свой день рождения Джеральд всегда устраивал для детей праздник, причем не ему дарили подарки, а он сам всем что-нибудь дарил. По-моему, это съедало чуть ли не все его жалование…— Нет, не сходится! — вскричал Фандорин в отчаянии.— Что не сходится, мой мальчик? — удивилась миледи.— Антрепид найден в море двадцать лет назад! Каннингему тогда было всего тринадцать. Доббс разбогател четверть века назад, Каннингем тогда еще и сиротой не стал! Нет, это не он!— Да что вы такое говорите? — пыталась вникнуть англичанка, растерянно моргая ясными голубыми глазками.А Эраст Петрович молча уставился на нее, сраженный страшной догадкой.— Так это не Каннингем…, — прошептал он. — Это все вы… Вы сами! Вы были и двадцать, и двадцать пять лет, и сорок назад! Ну конечно, кто же еще! А Каннингем, действительно, был всего лишь вашей правой рукой! Четыре тысячи ваших питомцов, по сути дела ваших детей! И для каждого вы как мать! Это про вас, а вовсе не про Амалию говорили Морбид с Францем! Вы каждому дали цель в жизни, каждого «вывели на путь»! Но это же страшно, страшно! — Эраст Петрович застонал, как от боли. — Вы с самого начала собирались использовать вашу педагогическую теорию для создания всемирного заговора.— Ну, не с самого, — спокойно возразила леди Эстер, в которой произошла какая-то неуловимая, но совершенно очевидная перемена. Она больше не казалась мирной, уютной старушкой, глаза засветились умом, властностью и несгибаемой силой. — Сначала я просто хотела спасти бедных, обездоленных детенышей человеческих. Я хотела сделать их счастливыми — скольких смогу. Пусть сто, пусть тысячу. Но мои усилия были крупицей песка в пустыне. Я спасала одного ребенка, а свирепый Молох общества тем временем перемалывал тысячу, миллион маленьких человеков, в каждом из которых изначально горит Божья искра. И я поняла, что мой труд бессмысленен. Ложкой моря не вычерпать. — Голос леди Эстер набрал силу, согбенные плечи распрямились. — И еще я поняла, что Господь дал мне силы на большее. Я могу спасти не горстку сирот, я могу спасти человечество. Пусть не при жизни, пусть через двадцать, тридцать, пятьдесят лет после моей смерти. Это мое призвание, это моя миссия. Каждый из моих детей — драгоценность, венец мироздания, рыцарь нового человечества. Каждый принесет неоценимую пользу, изменит своей жизнью мир к лучшему. Они напишут мудрые законы, откроют тайны природы, создадут шедевры искусства. И год от года их становится все больше, со временем они преобразуют этот мерзкий, несправедливый, преступный мир!— Какие тайны природы, какие шедевры искусства? — горько спросил Фандорин. — Вас ведь интересует только власть. Я же видел — у вас там все сплошь генералы да будущие министры.Миледи снисходительно улыбнулась:— Друг мой, Каннингем ведал у меня только категорией F, очень важной, но далеко не единственной. «F» — это Force, <a href="http://loveread.ec/notes.php?id=2627#39" target="_blank">[39]</a> то есть все, имеющее касательство к механизму прямой власти: политика, государственный аппарат, вооруженные силы, полиция и так далее. А еще есть категория «S» — Science, <a href="http://loveread.ec/notes.php?id=2627#40" target="_blank">[40]</a> категория «A» — Art, <a href="http://loveread.ec/notes.php?id=2627#41" target="_blank">[41]</a> категория «B» — Business. Есть и другие. За сорок лет педагогической деятельности я вывела на путь шестнадцать тысяч восемьсот девяносто три человека. Разве вы не видите, как стремительно в последние десятилетия развиваются наука, техника, искусство, законотворчество, промышленность? Разве вы не видите, что в нашем девятнадцатом столетии, начиная с его середины, мир вдруг стал добрее, разумнее, красивее? Происходит настоящая мирная революция. И она совершенно необходима, иначе несправедливое устроение общества приведет к иной, кровавой революции, которая отбросит человечество на несколько веков назад. Мои дети каждодневно спасают мир. И погодите, то ли еще будет в грядущие годы. Кстати, я помню, как вы спрашивали меня, почему я не беру девочек. В тот раз, каюсь, я вам солгала. Я беру девочек. Совсем немного, но беру. В Швейцарии у меня есть особый эстернат, где воспитываются мои дорогие дочери. Это совершенно особый материал, возможно, еще более драгоценный, чем мои сыновья. С одной из моих воспитанниц вы, кажется, знакомы. — Миледи лукаво усмехнулась. — Сейчас, правда, она ведет себя неразумно и на время забыла о долге. С молодыми женщинами это случается. Но она непременно ко мне вернется, я знаю своих девочек.Из этих слов Эрасту Петровичу стало ясно, что Ипполит все-таки не убил Амалию, а, видимо, куда-то увез, однако напоминание о Бежецкой разбередило старые раны и несколько ослабило впечатление (признаться, довольно изрядное), которое произвели на молодого человека рассуждения баронессы.— Благая цель — это, конечно, замечательно! — запальчиво воскликнул он. — Но как насчет средств? Ведь вам человека убить — как комара прихлопнуть.— Это неправда! — горячо возразила миледи. — Я искренне сожалею о каждой из потерянных жизней. Но нельзя вычистить Авгиевы конюшни, не замаравшись. Один погибший спасает тысячу, миллион других людей.— И кого же спас Кокорин? — язвительно поинтересовался Эраст Петрович.— На деньги этого никчемного прожигателя жизни я воспитаю для России и мира тысячи светлых голов. Ничего не поделаешь, мой мальчик, не я устроила этот жестокий мир, в котором за все нужно платить свою цену. По-моему, в данном случае цена вполне разумна.— Ну, а с.мерть Ахтырцева?— Во-первых, он слишком много болтал. Во-вторых, чрезмерно досаждал Амалии. А в-третьих, — вы же сами говорили Ивану Бриллингу: бакинская нефть. Никто не сможет опротестовать написанное Ахтырцевым завещание, оно осталось в силе.— А риск полицейского расследования?— Ерунда, — пожала плечом миледи. — Я знала, что мой милый Иван все устроит. Он с детства отличался блестящим аналитическим умом и организаторским талантом. Какая трагедия, что его больше нет… Бриллинг устроил бы все идеальным образом, если б не один чрезвычайно настырный юный джентльмен. Нам всем очень, очень не повезло.— Постойте-ка, миледи, — наконец-то додумался насторожиться Эраст Петрович. — А почему вы со мной так откровенны? Неужто вы надеетесь перетянуть меня в свой лагерь? Если б не пролитая кровь, я был бы целиком на вашей стороне, однако же ваши методы…Леди Эстер, безмятежно улыбнувшись, перебила:— Нет, друг мой, я не надеюсь вас распропагандировать. К сожалению, мы познакомились слишком поздно — ваш ум, характер, система моральных ценностей успели сформироваться, и теперь изменить их почти невозможно. А откровенна я с вами по трем причинам. Во-первых, вы очень смышленый юноша и вызываете у меня искреннюю симпатию. Я не хочу, чтобы вы считали меня чудовищем. Во-вторых, вы совершили серьезную оплошность, отправившись с вокзала прямо сюда и не известив об этом свое начальство. Ну а в-третьих, я не случайно усадила вас в это крайне неудобное кресло с так странно изогнутой спинкой.Она сделала рукой какое-то неуловимое движение, и из высоких подлокотников выскочили две стальных полосы, намертво приковав Фандорина к креслу. Еще не осознав случившегося, он дернулся встать, но не смог даже толком пошевелиться, а ножки кресла будто приросли к полу.Миледи позвонила в колокольчик, и в ту же секунду вошел Эндрю, словно подслушивал за дверью.— Мой славный Эндрю, пожалуйста, поскорее приведи профессора Бланка, — приказала леди Эстер. — По дороге объясни ему ситуацию. Да, и пусть захватит хлороформ. А Тимофэю поручи извозчика. — Она печально вздохнула. — Тут уж ничего не поделаешь…Эндрю молча поклонился и вышел. В кабинете повисло молчание: Эраст Петрович пыхтел, барахтаясь в стальном капкане и пытаясь извернуться, чтоб достать из-за спины спасительный «герсталь», однако проклятые обручи прижали так плотно, что от этой идеи пришлось отказаться. Миледи участливо наблюдала за телодвижениями молодого человека, время от времени покачивая головой.Довольно скоро в коридоре раздались быстрые шаги, и вошли двое: гений физики профессор Бланк и безмолвный Эндрю.Мельком взглянув на пленника, профессор спросил по-английски:— Это серьезно, миледи?— Да, довольно серьезно, — вздохнула она. — Но поправимо. Конечно, придется немного похлопотать. Я не хочу без нужды прибегать к крайнему средству. Вот и вспомнила, что вы, мой мальчик, давно мечтали об эксперименте с человеческим материалом. Похоже, случай представился.— Однако я еще не вполне готов работать с человеческим мозгом, — неуверенно сказал Бланк, разглядывая притихшего Фандорина. — С другой стороны, было бы расточительством упускать такой шанс…— В любом случае нужно его усыпить, — заметила баронесса. — Вы принесли хлороформ?— Да-да, сейчас. — Профессор достал из вместительного кармана склянку и обильно смочил из нее носовой платок. Эраст Петрович ощутил резкий медицинский запах и хотел было возмутиться, но Эндрю в два прыжка подскочил к креслу и с невероятной силой обхватил узника за горло.— Прощайте, бедный мальчик, — сказала миледи и отвернулась.Бланк вынул из жилетного кармана золотые часы, посмотрел на них поверх очков и плотно закрыл лицо Фандорина пахучей белой тряпкой. Вот когда пригодилась Эрасту Петровичу спасительная наука несравненного Чандры Джонсона! Вдыхать предательский аромат, в котором праны явно не содержалось, молодой человек не стал. Самое время было приступить к упражнению по задержке дыхания.— Одной минуты будет более чем достаточно, — заявил ученый, крепко прижимая платок ко рту и носу обреченного.«И-и восемь, и-и девять, и-и десять», — мысленно считал Эраст Петрович, не забывая судорожно разевать рот, пучить глаза и изображать конвульсии. Кстати говоря, при всем желании вдохнуть было бы не так просто, поскольку Эндрю сдавил горло железной хваткой.Счет перевалил за восемьдесят, легкие из последних сил боролись с жаждой вдоха, а гнусная тряпка все холодила влагой пылающее лицо. Восемспять, восемсшесть, восемсемь, — перешел на нечестную скороговорку Фандорин, из последних сил пытаясь одурачить невыносимо медленный секундомер. Внезапно он сообразил, что хватит дергаться, давно пора потерять сознание, и обмяк, замер, а для пущей убедительности еще и нижнюю челюсть отвалил. На счете девяносто три Бланк убрал руку.— Однако, — констатировал он, — какая сопротивляемость организма. — Почти семьдесят пять секунд.«Бесчувственный» откинул голову на бок и делал вид, что дышит мерно и глубоко, хотя ужасно хотелось хватать воздух изголодавшимся по кислороду ртом.— Готово, миледи, — сообщил профессор. — Можно приступать к эксперименту.<a href="http://loveread.ec/notes.php?id=2627#42" target="_blank">[42]</a> Живучий, чертяка, попался. Пьет, пьет и хоть бы что ему. Дринк, дринк — насинг. Но потом ничего, сомлел. А пролеточку я за дом отогнал. Бихайнд наш хаус. <a href="http://loveread.ec/notes.php?id=2627#44" target="_blank">[44]</a> Во двор, говорю, отогнал. Пока постоит, а после уж я позабочусь, не извольте беспокоиться.Бланк перевел баронессе сказанное.— Fine, — откликнулась она и вполголоса добавила. — Andrew, just make sure that he doesn't try to make a profit selling the horse and the carriage. [45]Ответа Фандорин не услышал — должно быть, молчаливый Эндрю просто кивнул.«Ну давайте, гады, отстегивайте меня, — мысленно поторопил злоумышленников Эраст Петрович. — У вас же перемена скоро. Сейчас я вам устрою эксперимент. Про предохранитель бы только не забыть».Однако Фандорина ждало серьезное разочарование — никто его отстегивать не стал. Прямо возле уха раздалось сопение и запахло луком («Тимофэй», безошибочно определил узник), что-то тихонько скрежетнуло раз, второй, третий, четвертый.— Готово. Отвинтил, — доложил швейцар. — Бери, Андрюха, несем.Эраста Петровича подняли вместе с креслом и понесли. Чуть-чуть приоткрыв глаз, он увидел галерею и освещенные солнцем голландские окна. Все ясно — волокут в главный корпус, в лабораторию.Когда, стараясь не шуметь, носильщики ступили в рекреационную залу, Эраст Петрович всерьез задумался — не очнуться ли ему и не нарушить ли учебный процесс истошными воплями. Пусть детки посмотрят, какими делами их добрая миледи занимается. Но из классов доносились такие мирные, уютные звуки — мерный учительский басок, взрыв мальчишеского смеха, распевка хора — что у Фандорина не хватило духу. Ничего, еще не время раскрывать карты, оправдал он свою мягкотелость.А потом было уже поздно — школьный шум остался позади. Эраст Петрович подглядел, что его волокут вверх по какой-то лестнице, скрипнула дверь, повернулся ключ.Даже сквозь закрытые веки было видно, как ярко вспыхнул электрический свет. Фандорин одним прищуренным глазом быстро обозрел обстановку. Успел разглядеть какие-то фарфоровые приборы, провода, металлические катушки. Все это ему крайне не понравилось. Вдали приглушенно ударил колокол — видно, закончился урок, и почти сразу же донеслись звонкие голоса.— Надеюсь, все закончится хорошо, — вздохнула леди Эстер. — Мне будет жаль, если юноша погибнет.— Я тоже надеюсь, миледи, — явно волнуясь, ответил профессор и загремел чем-то железным. — Но науки без жертв, увы, не бывает. За каждый новый шажок познания приходится платить дорогой ценой. На сантиментах далеко не уедешь. А если вам этот молодой человек так дорог, пусть бы ваш медведь не травил извозчика, а подсыпал бы ему снотворного. Я бы тогда начал с извозчика, а молодого человека оставил на потом. Это дало бы ему дополнительный шанс.— Вы правы, друг мой. Абсолютно правы. Это была непростительная ошибка. — В голосе миледи звучало неподдельное огорчение. — Но вы все же постарайтесь. Объясните мне еще раз, что именно вы намерены сделать?Эраст Петрович навострил уши — этот вопрос его тоже очень интересовал.— Вам известна моя генеральная идея, — с воодушевлением произнес Бланк и даже перестал греметь. — Я считаю, что покорение электрической стихии — ключ к грядущему столетию. Да-да, миледи! До двадцатого века остается двадцать четыре года, но это не так уж долго. В новом столетии мир преобразится до неузнаваемости, и свершится эта великая перемена благодаря электричеству. Электричество — это не просто способ освещения, как полагают профаны. Оно способно творить чудеса и в великом, и в малом. Представьте себе карету без лошади, которая едет на электромоторе! Представьте поезд без паровоза — быстрый, чистый, бесшумный! А мощные пушки, разящие врага направленным разрядом молнии! А городской дилижанс без конной тяги!— Все это вы уже много раз говорили, — мягко прервала энтузиаста баронесса. — Объясните мне про медицинское использование электричества.</blockquote>

Проверка