JavaScript отключён. Чтобы полноценно использовать наш сайт, включите JavaScript в своём браузере.

Ответить в теме

Сообщение: <blockquote data-quote="Маруся" data-source="post: 1111560" data-attributes="member: 1">Глава 4У меня совершенно вылетело из головы, что мы пригласили к обеду Лоуренса Реддинга. Когда вечером Гризельда прибежала и отчитала меня за то, что до обеда всего две минуты, а я не готов, я, по правде сказать, сильно растерялся.— Я думаю, всё пройдёт хорошо, — сказала Гризельда мне вслед, когда я поднимался наверх. — Я подумала над тем, что ты сказал за завтраком, и постаралась сочинить что-нибудь вкусненькое.Кстати, позволю себе заметить, что наша вечерняя трапеза подтвердила самым наглядным образом печальное открытие Гризельды: когда она старается заниматься хозяйством, всё действительно идёт гораздо хуже. Меню было составлено роскошное, и Мэри, казалось, получала какое-то нездоровое удовольствие, со злостной изобретательностью чередуя полусырые блюда с безбожно пережаренными. Правда, Гризельда заказала устрицы, которые, как могло показаться, находятся вне досягаемости любой неумехи — ведь их подают сырыми, — но их нам тоже не довелось отведать, потому что в доме не оказалось никакого прибора, чтобы их открыть, и мы заметили это упущение только в ту минуту, когда настала пора попробовать устриц.Я был почти уверен, что Лоуренс Реддинг не явится к обеду. Нет ничего легче, чем прислать отказ с подобающими извинениями.Однако он явился без опоздания, и мы вчетвером сели за стол.Спору нет — Лоуренс Реддинг чрезвычайно привлекателен. Ему, насколько я могу судить, около тридцати. Волосы у него тёмные, а глаза ярко-синие, сверкающие так, что иногда просто оторопь берёт. Он из тех молодых людей, у которых всякое дело спорится. В спортивных играх он всегда среди первых, отменный стрелок, обладает незаурядными актёрскими способностями, да ещё и первоклассный рассказчик. Он сразу становится душой любого общества. Мне кажется, в его жилах есть ирландская кровь. И он совершенно не похож на типичного художника. Но, как я понимаю, художник он тоже изысканный, модернист[13]. Сам я в живописи смыслю мало.Вполне естественно, что в этот вечер он казался несколько distrait [рассеян (фр.)]. Но в общем вёл себя вполне непринуждённо. Не думаю, чтобы Гризельда или Деннис заметили что-нибудь. Я и сам бы, пожалуй, ничего не заметил, если бы не знал о случившемся.Гризельда и Деннис веселились вовсю — шутки по поводу доктора Стоуна и мисс Крэм так и сыпались — что поделаешь, это же Местная Сплетня! И вдруг я подумал, что Деннис по возрасту гораздо ближе к Гризельде, чем я, и у меня больно сжалось сердце. Меня он зовёт дядя Лен, а её просто Гризельда. Я почему-то почувствовал себя очень одиноким.Наверно, меня расстроила миссис Протеро, подумал я. Предаваться столь безотрадным размышлениям вовсе не в моём характере.Гризельда и Деннис порой заходили довольно далеко в своих остротах, но у меня не хватало духу сделать им замечание. И без того, к сожалению, одно только присутствие священника обычно оказывает на окружающих угнетающее воздействие.Лоуренс болтал и веселился с ними как ни в чём не бывало. И всё же я заметил, что он то и дело поглядывает в мою сторону, поэтому совсем не удивился, когда после обеда он незаметно устроил так, что мы оказались одни в моём кабинете.Как только мы остались с глазу на глаз, он совершенно переменился.— Вы застали нас врасплох, сэр, и всё поняли. Что вы намерены предпринять?С Реддингом я мог говорить более откровенно, чем с миссис Протеро. Я высказал ему всё напрямик. Он выслушал меня внимательно.— Само собой, вы не могли сказать ничего другого, — сказал он. — Вы же священник, не в обиду будь сказано. По правде говоря, я с вами даже готов согласиться. Но у нас с Анной совсем необычные отношения.Я ответил, что подобными фразами люди оправдывались ещё на заре человечества, и на его губах появилась странная полуулыбка.— Хотите сказать, что каждый считает свой случай единственным в своём роде? Может быть, так оно и есть. Но вы должны мне поверить только в одном.Он начал доказывать мне, что между ними «нет ничего недозволенного». По его словам, Анна — одна из самых преданных и верных женщин на всём белом свете. И что с ними будет, он просто не знает.— Если бы всё это было написано в романе, — сумрачно сказал он, — старик умер бы, а для остальных это было бы счастливым избавлением. Туда ему и дорога.Я ответил строгим упрёком.— Да нет, я вовсе не собираюсь воткнуть ему нож в спину, хотя любому, кто это сделает, я принёс бы глубокую благодарность. Ни одна живая душа не скажет о нём доброго слова. Право, не понимаю, как это первая миссис Протеро его не прикончила. Я её один раз видел, много лет назад, и мне показалось, что она вполне на это способна. Она из тех сдержанных женщин, которые способны на всё. Протеро повсюду бахвалится, затевает скандалы, скуп как чёрт, а характер у него отвратительный, хуже некуда. Вы представить себе не можете, что Анне пришлось от него вытерпеть. Не будь я нищ как церковная крыса, я бы увёз её не задумываясь.Я призвал на помощь всё своё красноречие. Я упрашивал его покинуть Сент-Мэри-Мид. Оставаясь здесь, он причинил бы Анне Протеро ещё больше горя, чем и без того выпало ей на долю. Люди станут болтать, дело дойдёт до полковника Протеро — и для неё настанут поистине чёрные дни.Лоуренс возразил мне:— Никто ничего не знает, кроме вас, падре[14].— Дорогой юноша, вы недооцениваете рвение наших доморощенных детективов. В Сент-Мэри-Мид всем известны самые интимные отношения между людьми. Во всей Англии ни один сыщик не сравнится с незамужней дамой неопределённого возраста, у которой бездна свободного времени.Он спокойно сказал, что с этим всё в порядке. Все думают, что он неравнодушен к Летиции.— А вам не приходило в голову, — спросил я, — что и сама Летиция может так подумать?Он искренне удивился. Летиция, по его словам, на него даже внимания не обращает. Он был в этом твёрдо уверен.— Странная девушка, — сказал он. — Кажется, что она всё время во сне или в трансе, но я-то думаю, что за всем этим кроется вполне практичный ум. По-моему, напускная мечтательность и рассеянность — только маска. Летиция отлично знает, что делает. И есть в ней какая-то непонятная мстительность, что ли. Ненавидит почему-то Анну. Просто видеть её не может. А ведь Анна всю жизнь вела себя с ней как истинный ангел.Последние его слова я, разумеется, не принял всерьёз. Влюблённому молодому человеку его возлюбленная всегда кажется истинным ангелом. Однако, насколько я мог судить, Анна действительно всегда была добра и справедлива к падчерице. Меня поразило, с какой неприязнью и горечью говорила о ней Летиция сегодня.На этом нам пришлось прервать разговор — Гризельда и Деннис влетели в кабинет и заявили, что очень нехорошо с моей стороны делать из Лоуренса скучного старика.— Ох, ну и тоска! — сказала Гризельда, бросаясь в кресло. — Хоть бы случилось что-нибудь интересное! Убийство или грабёж, на худой конец!— По-моему, тут и грабить-то некого, — сказал Лоуренс, подлаживаясь под её настроение. — Разве что пойти стащить у мисс Хартнелл вставные челюсти?— Как они жутко щёлкают! — сказала Гризельда. — А вот насчёт того, что некого грабить, вы ошибаетесь. В Старой Усадьбе есть потрясающее старинное серебро. Прибор для специй и чаша Карла Второго[15] — и ещё много редкостей. Всё это стоит не одну тысячу фунтов, я уверена.— А старик возьмёт да подстрелит тебя из своего армейского пистолета! — вставил Деннис. — И сделает это с превеликим удовольствием. Он бы тут всех перестрелял за милую душу!— Вот ещё! Мы бы ворвались и приставили ему дуло к виску! — отвечала Гризельда. — У кого нам найти пистолет?— У меня есть пистолет системы «маузер», — сказал Лоуренс.— Правда? Как здорово! А как он к вам попал?— Сувенир военных лет, — коротко ответил Лоуренс.— Старик Протеро сегодня хвастался своим серебром перед доктором Стоуном, — сообщил Деннис. — Старина Стоун делал вид, что в полном восторге от этих финтифлюшек.— А я думала, они повздорили из-за раскопа, — сказала Гризельда.— Да нет, они договорились в конце концов, — сказал Деннис. — Никак не пойму, чего ради люди роются в этих раскопах.— А мне непонятно, что за птица этот Стоун, — сказал Лоуренс. — Сдаётся мне, что он чересчур рассеянный. Иногда я готов поклясться, что для него собственная специальность — тёмный лес и он в археологии ни черта не смыслит.— Виной всему любовь, — подхватил Деннис. — О Глэдис прекрасная Крэм, приятна ужасно ты всем! В зубах белоснежных твоих предел наслаждений земных. И там, в «Кабане Голубом», где спишь ты невиннейшим сном…— Достаточно, Деннис, — сказал я.— Однако мне пора, — сказал Лоуренс Реддинг. — Большое спасибо за приятнейший вечер, миссис Клемент.Гризельда с Деннисом пошли его проводить. Деннис вернулся в кабинет один. Видимо, что-то сильно рассердило мальчика — он принялся слоняться по кабинету, хмурясь и время от времени награждая пинками ни в чём не повинную мебель.Наша мебель находится в столь бедственном состоянии, что ей вряд ли можно нанести дальнейший ущерб, но я всё же счёл себя обязанным вступиться за неё.— Прости, — буркнул Деннис.Он с минуту помолчал, а потом вдруг взорвался:— Чёрт бы побрал эти подлые, гнусные сплетни!Я был слегка удивлён.— В чём дело? — спросил я его.— Не знаю, стоит ли тебе говорить.Я удивился ещё больше.— Такая жуткая низость, — заговорил Деннис. — Ходят тут и болтают всякие гадости. Вернее, даже не болтают. Намекают. Нет, будь я проклят — извини, пожалуйста, — если я смогу тебе сказать! Слишком гнусная гадость, честное слово.Я смотрел на него с интересом, но ни о чём не расспрашивал. Стоило, однако, над этим призадуматься — Деннису вообще-то не свойственно принимать что-либо близко к сердцу.В эту минуту вошла Гризельда.— Только что звонила мисс Уэзерби, — сказала она. — Миссис Лестрэндж ушла из дому в четверть девятого и до сих пор не вернулась. И никто не знает, куда она пошла.— А почему они должны это знать?— У доктора Хэйдока её нет. Мисс Уэзерби знает точно — она созвонилась с мисс Хартнелл, которая живёт в соседнем доме и непременно увидела бы её.— Для меня остаётся тайной, — сказал я, — как у нас тут люди успевают поесть. Должно быть, едят стоя, только бы не пропустить что-нибудь.— Это ещё не всё, — доложила Гризельда, сияя от радости. — Они уже произвели разведку в «Голубом Кабане». Доктор Стоун и мисс Крэм занимают смежные спальни, но, — она подняла указательный палец и помахала им, — двери между ними нет!— Представляю себе всеобщее разочарование, — заметил я.Гризельда расхохоталась.* * *Четверг начался с неприятностей. Две почтенные пожилые дамы из моего прихода решили обсудить убранство храма и поссорились. Мне пришлось выступить арбитром в их споре. Они буквально тряслись от ярости. Не будь всё это столь тягостно, я не без интереса наблюдал бы это явление природы.Затем пришлось сделать выговор двум мальчуганам из хора за то, что они непрерывно сосали леденцы во время богослужения, но я поймал себя на том, что делаю это без должной убедительности, и мне стало как-то неловко.Потом пришлось уговаривать нашего органиста, который на что-то разобиделся — он у нас обидчив до крайности.К тому же беднейшие из прихожан подняли форменный бунт против мисс Хартнелл, которая прибежала ко мне, задыхаясь от возмущения.Я как раз шёл домой, когда мне повстречался полковник Протеро. Он был в отменном настроении — как мировой судья[16], он только что осудил троих браконьеров.— В наше время нужно только одно — твёрдость! Для острастки! Этот негодяй, Арчер, вчера вышел из тюрьмы и обещает свести со мной счёты, мне уже доложили. Наглый бандит. Есть такое присловье: кому грозят смертью, тот проживёт долго. Я ему покажу счёты — пусть только тронет моих фазанов! Распустились! Мы стали чересчур мягкотелы, вот что! По мне, так надо каждому показать, чего он стоит. И вечно они просят пожалеть жену и малых ребятишек, эти бандиты. Чушь собачья! Чепуха! Каждый должен отвечать за свои делишки, и нечего хныкать про жену и детишек! Для меня все равны! Кто бы ты ни был: доктор, законник, священник, браконьер, пьяный бродяга, — попался на тёмном деле — отвечай по закону! Уверен, что тут вы со мной согласны.— Вы забываете, — сказал я, — что моё призвание обязывает меня ставить превыше всех одну добродетель — милосердие.— Я человек справедливый. Это все знают.Я не отвечал, и он сердито спросил:— Почему вы молчите? Выкладывайте, что у вас на уме!Я немного помедлил, потом решил высказаться.— Я подумал о том, — сказал я, — что, когда настанет мой час, мне будет очень грустно, если единственным доводом в моё оправдание будет то, что я был справедлив. Ведь тогда и ко мне отнесутся только справедливо…— Ба! Чего нам не хватает — это боевого духа в христианстве. Я свой долг всегда выполнял неукоснительно. Ладно, хватит об этом. Я зайду сегодня вечером, как договорено. Давайте отложим с шести на четверть седьмого, если не возражаете. Мне надо повидать кое-кого тут, в деревне.— Мне вполне удобно и в четверть седьмого.Полковник зашагал прочь, размахивая палкой. Я обернулся и столкнулся нос к носу с Хоузом. Я собирался как можно мягче указать ему на некоторые упущения в порученных делах, но, увидев его бледное напряжённое лицо, решил, что он заболел.Я так ему и сказал, но он стал уверять меня, хотя и без особой горячности, что совершенно здоров. Потом всё же признался, что чувствует себя неважно, и с готовностью последовал моему совету пойти домой и лечь в постель.Я наспех проглотил ленч и пошёл навестить некоторых прихожан. Гризельда уехала в Лондон — по четвергам билет на поезд стоит дешевле.Вернулся я примерно без четверти четыре, собираясь набросать план воскресной проповеди, но Мэри сказала, что мистер Реддинг ожидает меня в кабинете.Когда я вошёл, он расхаживал взад-вперёд, лицо у него было озабоченное. Он был бледен и как-то осунулся.Услышав мои шаги, он резко обернулся.— Послушайте, сэр. Я думал о том, что вы мне сказали вчера. Всю ночь не спал. Вы правы. Я должен бежать отсюда.— Дорогой мой мальчик! — сказал я.— И то, что вы про Анну сказали, — чистая правда. Если я здесь останусь, ей несдобровать. Она — она слишком хорошая, ей это не подходит. Я вижу, что должен уйти. Я и так уже причинил ей много зла, да простит меня Бог.— По-моему, вы приняли единственно возможное решение, — сказал я. — Понимаю, как вам было тяжело, но, в конце концов, всё к лучшему.Такие слова легко говорить только тому, кто понятия не имеет, о чём идёт речь, — вот что было написано у него на лице.— Вы позаботитесь об Анне? Ей необходим друг.— Можете быть спокойны — сделаю всё, что в моих силах.— Благодарю вас, сэр! — Лоуренс крепко пожал мне руку. — Вы славный, падре. Сегодня вечером я в последний раз с ней повидаюсь, чтобы попрощаться, а завтра, может, соберусь и исчезну. Не стоит продлевать агонию. Спасибо, что позволили мне работать в вашем сарайчике. Жаль, что я не успел закончить портрет миссис Клемент.— Об этом можете не беспокоиться, мой дорогой мальчик. Прощайте, и да благословит вас Бог!Когда он ушёл, я попытался сосредоточиться на проповеди, но у меня ничего не получалось. Мои мысли всё время возвращались к Лоуренсу и Анне Протеро.Я выпил чашку довольно невкусного, холодного чёрного чая, а в половине шестого зазвонил телефон. Мне сообщили, что мистер Аббот с Нижней фермы у.мирает и меня просят немедленно прийти.Я тут же позвонил в Старую Усадьбу — до Нижней фермы добрых две мили, так что я никак не смогу быть дома к четверти седьмого. Искусством ездить на велосипеде я так и не овладел…Но мне ответили, что полковник Протеро только сейчас уехал на автомобиле, и я отправился в путь, наказав Мэри передать ему, что меня срочно вызвали, но я попытаюсь вернуться в половине седьмого или немного позже.</blockquote>

Проверка